Евгений Спангенберг - Записки натуралиста
Я просвистел, подражая самцу, и стал слушать. Слушал долго, потом просвистел опять и опять слушал.
Вскоре из хвойного участка леса донесся ответный свист рябчика — это свистел самец.
«Ага, решил откликнуться», — повеселел я и, стараясь подражать голосу птицы, просвистел вновь.
Рябчик долго не отвечал. Потом просвистел еще раз и опять замолчал.
Минут десять неподвижно стоял я, прижавшись к стволу дерева, вслушиваясь в голоса леса, но безуспешно. Рябчик замолчал окончательно.
«Опять, вероятно, сфальшивил», — с досадой подумал я. Дело в том, что и до настоящего времени мне не удалось научиться хорошо свистеть рябчиком: слух, видно, плохой, а старый и опытный рябчик быстро распознает фальшивые нотки и обычно перестает откликаться.
И когда в этот раз я почти потерял терпение и готов был оставить свою затею, рябчик вдруг стремительно пролетел над полянкой и уселся шагах в сорока от меня на одиноко стоящую молодую елку. Но представьте себе мою досаду: как только птица уселась на дерево, она тут же исчезла среди темной хвои. Подняв ружье и держа его наготове, я внимательно осматривал ветви. Птицы нигде не было видно. Тогда я взял пищик в рот, закрыл лицо шляпой и вновь просвистел, стараясь свистеть именно так, как свистела эта самая птица. Вышло неплохо, но откуда исходит свист, определить было трудно. Результат получился блестящий.
Глупый рябчик уже открыто прошелся по ветке елки, затем, пролетев небольшое расстояние, сел на молодую осинку. Теперь мне была видна не только сама птица, но ее глаза, клюв, даже каждое перышко. Весь распушившись, несколько подняв хохолок и опустив крылья, он принял боевую позу и ждал появления противника.
Мне оставалось только вскинуть ружье и нажать гашетку. Но безмятежный покой, царивший на лесной поляне, тяжелые сережки, висевшие на осинке, и воздух, напоенный весенним запахом, — все это изменило ход моих мыслей.
— Ты долго будешь испытывать терпение охотника?! — стараясь придать грубость голосу, обратился я к рябчику.
На одно мгновение изумленная птица оставалась почти неподвижной. Только беспечный пушистый комочек из перьев на моих глазах принял строгие очертания. Потом рябчик сорвался с ветки и стремительно полетел в темный ельник. «Пррррр…» — услышал я шум полета, «пррррр», — видимо, уселся он в густую елку.
Как жалко, что на этот раз со мной не было никого!.. Подождав минут десять-пятнадцать, я начал свистеть опять. Рябчик долго не откликался. Потом раз просвистел свою песню и опять замолчал. Вероятно, ему очень хотелось подраться и выгнать самца-соседа, но он так и не решился выйти на лесную полянку, где торчало двуногое чучело. Невнятный шелест подсыхающей прошлогодней листвы убедил меня, что встревоженный рябчик не находил себе места. Долго бегал он туда и сюда по краю елового леса, не решаясь выйти на чистое место. Наконец все стихло.
За горизонтом потонуло солнце. Умолкли дрозды. Еще раз проскрипела и смолкла зорянка. Тихо стало в лесу. Стороной протянул вальдшнеп, минут пять спустя, хоркая, другой налетел на меня. Я как будто неплохо прицелился, но вспомнил о смешном рябчике и промахнулся. И не беда. Домой я вернусь поздно. В городе мои грязные сапоги, телогрейку и отсутствие дичи не заметят по-весеннему одетые люди.
Хороша весенняя охота на нашем Севере, хороша она и в других местах; только жаль стрелять птицу в чудную весеннюю пору.
Быстро пролетела весна. Не успел я вволю постоять на тяге, надышаться пряным весенним воздухом, как закрылась охота. Незаметно прошло и лето. Наступила осень. Всей семьей мы поехали в Крым, в Алушту. Хорошо в это время на юге. Синее небо, спокойное море. Только одна беда для охотника — скучно, почти нет охоты. Пролетные перепелки на Южном берегу Крыма в большом числе появятся в самых последних числах августа, иногда в сентябре, но в то время мне нужно возвращаться в Москву — с сентября начнется учеба в вузах. Да, за последние годы каждый раз я уезжаю из Крыма перед самой перепелиной охотой.
В те сроки, когда я бываю на Южном берегу Крыма, мало надежды встретить пролетных перепелов. В редких случаях запоздавших птиц застанет рассвет, и они не решатся при дневном свете лететь через море. Трудно бывает найти такую опоздавшую перепелку. Но долго сидеть без охоты скучно. И время от времени я поднимаюсь с постели до восхода солнца и с ружьем в руках обхожу холмы близ Алушты.
Однажды я захватил с собой дочку. Мы поднялись на холмы и, усевшись на склоне, решили ожидать рассвета. Прошло с полчаса. Взошло солнце и косыми лучами осветило покрытые пожелтевшей травой полянки, низкорослые кустики дубняка. Пора было начинать охоту. Но мы не спешили…
Надо сказать, что охота за перепелами в Крыму при массовых высыпках бывает чрезвычайно добычлива. За час-полтора без особенных трудностей добудет охотник штук сорок, а иногда и больше этой мелкой, но ценной дичи. Выпустит он все патроны, настреляется вволю и, обвешанный дичью, как триумфатор, идет через город.
— Ну что ж, попытаем счастья, — без всякой веры в удачу поднялся я с места.
Мы не спеша стали обходить поляны, лощинки с низкорослым кустарником. И так около часа то поднимались на вершины, то опускалась по их склонам. Становилось скучно — дичи и в помине не было.
— Пойдем-ка к морю, все равно здесь до сентября ничего не будет, — обратился я к Маше.
Но именно в этот момент — я даже глазам своим не поверил — из-под самых ног у меня вырвались две перепелки. Я не был готов, но все же успел вскинуть ружье и выстрелить. Одна птица упала, другая пролетела около сотни метров и уселась в кустарник. Подняв перепелку и на ходу заряжая ружье, я поспешил к месту, где села вторая. Мне было хорошо известно, что птица прекрасно бегает и может убежать далеко от места, куда она опустилась. Нельзя было терять драгоценного времени.
— Папка! — услышал я сзади. Не оборачиваясь, я отмахнулся рукой. — Папка! — кричала дочка.
В этот момент она мне страшно мешала. Ведь, оглянувшись, я мог потерять место, куда села птица. Но дочка не унималась:
— Слышишь, папка!!
— Ну что ты кричишь, что тебе нужно? — обернулся я к ней, потеряв терпение.
— Не стреляй больше. Настрелял — и хватит! — сопровождая каждое слово жестами, решительно протестовала она издали.
«Как это настрелял?» — не сразу дошло у меня до сознания. Ведь я уже говорил, что, по крымским понятиям, настрелять — это значит обвешаться дичью. А тут что? Что, собственно, настрелял? Одну перепелку? Невольно я вынул из сумки и осмотрел добычу.
— Настрелял — и хватит! — боясь, видимо, что я опять пойду отыскивать отлетевшую птицу, продолжала дочка.
