Дейв Кэрри - Спасти слона!
Занавес поднялся.
Глава восемнадцатая
Октябрь 1989
Лозанна
Эллан
— Их расхватывают, как горячие пирожки, — сказала Чармиэн и наклонилась за очередной пачкой экземпляров доклада ЕИА к одной из множества коробок, громоздящихся на полу. То же самое собралась сделать и Сьюзи.
— Она не шутит, — сказала Сьюзи. — Их и в самом деле у меня с руками отрывают. Хватит ли у нас?
Мы привезли с собой в Лозанну 1000 экземпляров, и теперь я жалел, что мало. Наш доклад вызвал колоссальный интерес. По всему холлу дворца Больё в Лозанне сидели делегаты и представители природоохранных организаций, уткнув носы в «Систему истребления» в ожидании начала конференции КИТЕС 1989 года.
Вокруг нас собрались представители различных обществ живой природы, чтобы получить экземпляр доклада.
— Теперь и у меня есть! — поддразнив, сказал Джорген.
— Вот это доклад! — сказал Крэг ван Ноут, пробежавшись по страницам. — Здорово же вы пригвоздили эту Южную Африку!
— Блестящая работа, — одобрительно кивнул Стив Кобб. — Я сам мечтал бы написать такую же.
Похвала из уст человека, который сам написал отчет о работе группы контроля за торговлей слоновой костью, была особо ценной.
Телеоператоры и журналисты со всего света сновали по холлу и допытывались у каждого имевшего на груди значок с именем, что они думают о будущем африканских слонов. На конференцию КИТЕС выносилось обсуждение и судьбы других видов, но в данный момент прессу интересовали только слоны.
— Эллан! К вам обращается Радио Би-би-си. Вы могли бы дать интервью о позиции секретариата КИТЕС?
— Эллан! С вами говорит Питер Пюшель из отделения «Гринпис» в Германии. Немецкое телевидение желает взять у вас интервью о слоновой кости, которая шла с фабрик Пуна через Франкфурт.
— Привет, Эллан! Майк Мак-Карти из газеты «Таймс». Могу я спросить вас о мнении ЕИА относительно позиции правительства Великобритании по вопросу о торговле слоновой костью в Гонконге?
— Привет, Эллан! Ай-ти-эн. Мы тут засняли южноафриканскую делегацию за чтением доклада ЕИА, и именно раздела, посвященного махинациям Пуна в Южной Африке. Могли бы мы также заснять ваш разговор с южноафриканской делегацией?
Я переговорил по телефону с Дейвом и узнал, что в Лондоне его тоже рвут на части представители прессы. Как мы и надеялись, журналистов интересовало всё. Это было вознаграждением за адский труд. Я старался не оставлять без внимания ни одной просьбы, хотя одурел битый час повторять одни и те же аргументы. Когда же мне удалось наконец перевести дыхание, я увидел стоящую рядом со мной Рос. Последняя коробка с экземплярами нашего доклада была почти пуста.
— Хотела бы я знать, собираешься ли ты дать экземпляр Лапуэнту?
— Всему свое время, — подумав, сказал я. — Пока не надо.
Я видел, как в зале нарастает напряжение. К нашей конференции было приковано внимание всего мира, что возбуждающе действовало на участников, не исключая и меня. Вероятно, охватившее меня чувство сходно с тем, что испытывает актер перед выходом на сцену. На моей памяти была конференция КИТЕС 1987 года в Оттаве, когда лобби, ратующее за продолжение торговли слоновой костью, было настолько сильным, что мы с Дейвом оказались бессильны его остановить. Теперь, кажется, в соревновании с ними вперед вырывались мы.
Во главе зала слегка возвышался президиум, где должны были занять свои места председатель и ведущие ораторы.
Перед началом конференции в президиум быстрым шагом поднялся нидерландский принц Бернгард, в прошлом президент ВВФ, известный своей преданностью природоохранному делу. Его пригласили сюда в качестве почетного гостя. Принц занял место между американцем Ральфом Моргенвиком, председателем одного из комитетов КИТЕС, и заместителем исполнительного директора Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП) Уильямом Мэнсфилдом. В президиуме также заняли места мэр Лозанны и представитель Франции, которому выпала честь председательствовать на открытом пленарном заседании. Последним в президиум восшествовал, придавая важность каждому своему шагу, сам генеральный секретарь секретариата КИТЕС Эжен Лапуэнт — плечи назад, грудь колесом — и несколько мгновений спустя председатель объявил Конференцию открытой.
Обращаясь к собравшимся со вступительным словом, принц Бернгард подчеркнул ключевые, с его точки зрения, пункты, которые делегатам предстояло обсудить в ближайшие дни. Нам польстило его заявление о преданности делу спасения слонов.
— В случае колебаний между сохранением торговли слоновой костью и сохранением слонов, — заявил он, — следует склониться в сторону последнего. Равным образом представляется важным, чтобы секретариат занимал объективную и нейтральную позицию…
По мнению принца, пожертвования денег в адрес КИТЕС избавили бы эту организацию от необходимости «добывать средства из посторонних источников». Не было сомнений, что на выступление принца оказала влияние критика деятельности КИТЕС со стороны ЕИА.
С ответной речью от имени секретариата выступил сам Эжен Лапуэнт; он вообще прославился даром произносить гладкие речи. Его язык был подобен тому, каким говорят политики, стремясь вызвать к себе доверие, а заодно и обойти стороной острые углы. Его голос, не говоря уже о внешности, был сама респектабельность, умеренность и аккуратность. Только у меня перед глазами всё стояли мертвые слоны в парке Цаво, с головами, изуродованными мачете. Пока такие, как Эжен Лапуэнт, в течение десяти лет уверяли общественность, что ничего страшного не происходит, оказалась истребленной половина африканских слонов.
Настало время действовать. Пока Лапуэнт с кафедры произносил свою речь, я встал и взял несколько экземпляров нашего доклада. Затем медленным шагом, так, чтобы не особенно привлекать к себе взгляды собравшихся, я направился в сторону президиума и положил экземпляр, прежде всего, на пустующее кресло Лапуэнта. Он бросил на меня резкий взгляд, но продолжал свою речь. Я же уверенной поступью прошелся вдоль президиума и вручил по экземпляру каждому из находившихся там светил. Уильям Мэнсфилд — у которого Лапуэнт фактически находился в подчинении — бросил на меня хмурый, неодобрительный взгляд. Принцу Бернгарду тоже пришлось не по душе это нарушение этикета. Но сейчас было не до политесов.
Когда я возвращался на свое место, на меня с одобрением смотрели десятки лиц. Я сел и чувствовал, как у меня колотится сердце. Лапуэнт по-прежнему изливался в красноречии. Коллега, сидевший позади, наклонился ко мне.
