Евгений Марысаев - Повесть о белой медведице
Хотя по ночам еще полыхало северное сияние, но солнце с каждым днем становилось ярче, веселее. Случались и тридцатиградусные апрельские морозы, и свирепые долгие пурги, но желтые упругие лучи все ощутимее пригревали черный медвежий нос.
Дрейфующие льды, обращаясь по часовой стрелке вокруг Северного полюса, вынесли белого медведя к берегам Гренландии – к мертвой, покрытой вечным льдом земле.
Суши медведица боялась и всегда уходила от нее прочь. Там жили собаки и люди – заклятые враги исполинского зверя, убившие, растерзавшие родную мать. Но в желудке медведицы уже целую неделю не было ни кусочка мяса. По неведомым причинам тюлени покинули этот участок Арктики. И голод победил страх. Она ступила на землю. Двигаясь по побережью, изредка раскапывала норки леммингов – маленьких, не больше котенка, грызунов в светло-серой шубке – и поедала их. Настигнутые врагом – совой, песцом или даже медведем, – эти зверьки, если им негде укрыться, садятся на задние лапки и яростно пищат, размахивая передними. Лемминги исчезли бы с лица земли, если бы не отличались удивительной плодовитостью. За коротенькое арктическое лето они трижды приносят потомство по пять-шесть детенышей. Исчезни эти существа с арктических островов и побережья – и едва ли бы выжили многие звери и птицы…
Маленькие лемминги, разумеется, не могли насытить изголодавшуюся медведицу, и она, пошатываясь от усталости, шла и шла вперед. Изредка вскарабкивалась на крутые нагромождения камней, вонзая в ледяные панцири когти, на вершине поднималась на задние лапы и подолгу водила чутким носом, до рези в глазах всматриваясь в яркое заснеженное пространство.
Позади осталось не менее двадцати миль, когда она наконец уловила желанный запах. Пахло живым мясом. С пригорка зверь разглядел передвигавшиеся черные точки на снегу. Их было много, с полсотни. Скрываясь за камнями, медведица направилась к ним. Запах становился все острее, точки на снегу приняли определенную форму, и она уже различала необычайно длинную, до земли, шерсть, широкие, изогнутые калачом рога, большие, в полморды, скорбные глаза. Это были овцебыки, целое стадо.
Внезапно раздался высокий трубный звук. Овцебыки, как по команде, бросились к одному месту, вздымая облачка снежной пыли, сбились в плотную кучу. Телята и самки оказались внутри, а по окружности, тесно прижавшись друг к другу, выстроились самцы.
Нет, медведице вовсе не хотелось отправляться на тот свет. Она умела трезво рассчитать свои силы. Однажды зверь видел, на что способны эти лохматые и рогатые существа. Тогда на них напала стая полярных волков. Точно так же они приняли круговую оборону – каре. Вожак, самый рослый самец, отделился от стада и со всех ног, пригнув голову, бросился на врагов. Торпедным ударом рогов убил одного из волков, увернувшись от хищных клыков, описал крутую дугу и встал в строй, на прежнее место. В то же мгновение соседний овцебык отделился от стада, вздыбив облачко сухого снега, ринулся в атаку. Он вернулся с порванной глоткой и рухнул замертво. Соседи затолкали его внутрь, к самкам и телятам, немедленно сомкнули разорванную линию. И так продолжалось до тех пор, пока волчья стая не обратилась в бегство, оставив на поле битвы распластанные трупы…
Медведица развернулась и побежала прочь. На пригорке она остановилась, переводя дух, и оглянулась. Овцебыки продолжали занимать круговую оборону, никто не покинул строй.
Долго брел арктический исполин по побережью, пока в нос не шибанул тревожный запах гари. Так пахли поселки, жилища людей и собак, которых он ненавидел и боялся. Медведица повернула бы в голодные льды, если бы в терпкий запах гари вдруг не вклинилась вкусная ароматная струйка съестного.
Наконец поселок открылся взору. Потемневшие от жестоких ветров деревянные дома и круглые яранги, обтянутые оленьим мехом, как бы сбегали с пригорка к океану. От жилища к жилищу переходили люди в меховых одеждах, там и здесь мельтешили собаки, а над крышами вились дымы, источавшие резкий запах.
Зверь долго таился за нагромождениями обледенелых валунов. С губ его свисала тягучая слюна. Ароматная струйка пищи доносилась со свалки, вынесенной за селение на самый берег. Свалка походила на огромный грязный торос. Туда-то и поползла медведица.
Вскоре она, не замеченная врагами, находилась у цели.
Чего тут только не было! И пустые, но не тщательно вычищенные консервные банки из-под сгущенного молока, мяса, овощей, и смерзшиеся объедки, и разорванные куски шкур, и рыбьи головы, и необглоданные кости. Медведица, не доверяя собственному зрению, удивленно и опасливо озиралась по сторонам…
Она вытащила из свалки затвердевший труп собаки и принялась разрывать и пожирать его. Белые медведи поедают падаль с таким же аппетитом, как и свежее мясо.
Голодный зверь, набивая пустой желудок, забыл об осторожности. Не учуял, не увидел собак, которые, оставив игры в поселке, со всех ног сворой мчались к свалке, не заметил бегущих за ними людей с длинными предметами в руках, похожими на палки. Нюх у гренландских лаек отменный, выносливости в беге не занимать, а отчаянная храбрость собак вошла в пословицу. Загнать и разорвать зверя им не составляло особого труда; казалось, медведица обречена. Она услышала взорвавший воздух злобный лай, скрип снега под ногами людей слишком поздно. Оставили трапезу, бросились во льды, в океан. Один пес, рослый, дегтярной черноты кобель с бешено горящими янтарными глазами, быстро оторвавшись от стаи, нагнал зверя сразу. В длинном прыжке он попытался вцепиться ему в шею. Медведица, не сбавляя бега, вздернула шею и одновременно нанесла противнику удар левой лапой. Лайка осталась лежать на снегу с переломленным хребтом.
Впереди мили за три раскинулась широкая полынья. Она бы, несомненно, спасла зверя – белые медведи отличные пловцы, а если б собаки преследовали его и в воде, он легко расправился бы с ними, утопив поодиночке; кроме того, лайки очень неохотно лезут в ледяную воду. Но до полыньи не успеть. Псы уже настигали зверя.
Медведицу спасла собственная сообразительность.
Чем ближе к полынье, тем тоньше становился лед. Это она почувствовала, потому что он начал прогибаться под ногами. И тогда медведица высоко, насколько хватило духу, подпрыгнула и проломила молодой лед тяжестью своего тела, с ходу ушла в воду. Вынырнула в десятке метров, пробив снизу спиной и головой ледяной панцирь, проворно вскарабкалась на поверхность и, отбежав немного, подпрыгнула и ушла под воду, чтобы вновь появиться неподалеку. Она дробила большие, прижатые друг к другу плавучие льдины, и они лопались, подобно стеклу. Образовывались бесчисленные трещины. Иногда, уйдя под воду, медведица снизу взламывала лед в нескольких местах.
