Эрик Кольер - Трое против дебрей
— Дотащишь мой груз? — спросил я, чувствуя, что мне не справиться с этим. Так мы вместе с ним добрались до сосняка и подбросили в огонь хворосту.
Я стоял над огнем, пошатываясь и лихорадочно ощупывая карманы в поисках табака и бумаги. Я нашел и то и другое, но все было мокрым, как рыбья кожа. А Визи не курил.
— Чертова жизнь, — пожаловался я, стуча зубами.
От суконных брюк валил спереди пар, а сзади они преврати лись в лед. Я поворачивался около костра, как кусок мяса на вертеле.
Визи вынимал ондатр из капканов, пересчитывая их про себя. Сложив зверьков и капканы в мешок, он повернулся ко мне и сказал:
— Шестьдесят восемь ондатр и семьдесят пять капканов.
Итак, тридцать пять капканов лежали с добычей где-то в озере, засыпанные снегом. Там они и останутся, а когда начнет таять снег, они опустятся на дно озера.
Я еще с полчаса медленно поворачивался около костра, пытаясь просушить одежду. Когда Визи погрузил свою поклажу на вьючную лошадь и связал веревку морским узлом, я с трудом оторвался от костра и на одеревеневших ногах подошел к своей лошади.
— Ну как, сможешь доехать до дома? — спросил Визи, скорее просто так, чтобы что-то сказать, чем желая услышать ответ.
— А ты думаешь, что я так и останусь в этом чертовом сос няке на всю ночь? — ответил я саркастически и добавил с жал кой усмешкой.
— Конечно, доберусь. Поехали!
Лошади едва плелись. Ехать рысью или галопом по грудь в снегу невозможно. А по той едва заметной тропинке, что вела домой, они могли идти, только ступая ногами по старому следу. Если они промахивались и их колени ударялись о корку снега между следами, они спотыкались и зарывались носом в снег.
Тени становились все длиннее, и я слышал, как Визи тихо чертыхается на свою лошадь, которая то и дело спотыкалась. Стуча от холода зубами, я тоже ругался. Но лошади не были виноваты, они могли идти только по тропе, да и та была слишком неровной.
Лосиха с лосенком все еще были на поляне и, когда показа лись наши три лошади, отбежали в сторону густого леса. Лосенок споткнулся и упал в сугроб на краю поляны, встал на ноги, сделал несколько неверных шагов и снова упал. Он был очень слабенький и тощий. Зима была не слишком щедрой для животного мира, особенно для молодняка.
Когда я в последний раз оглянулся, лосенок все еще лежал в сугробе. Я подумал: «Доживет ли несчастный малыш до той поры, когда весной зазеленеют тополя?», а потом: «Доживу ли я до того, как доберусь домой?»
Для меня эти несколько миль были кошмарной душевной и физической пыткой. Я продолжал механически ударять лошадь в бока ничего не чувствующими ногами. Поводья лежали сво бодно на луке, а лошадь медленно и верно шла к дому сама по себе. Держась руками за луку, я наклонился вперед, касаясь лицом лошадиной гривы.
Я потерял всякое чувство направления и даже не видел вьючной лошади, шедшей в нескольких метрах впереди. Но Визи время от времени спрашивал: «Ну, как ты там?», и я знал, что все еще нахожусь по эту сторону жизни.
В темноте показалось светлое пятно. Я наполовину выпря мился в седле и старался не отрывать от него глаз. Скоро я почувствовал запах дыма из наших труб, но мне казалось, что до светлого пятна еще несколько миль. Наконец-то мы добрались до дома! Лилиан стояла в дверях и взволнованно говорила: «Слава богу, вы пришли». Увидев, как я свалился с лошади, она обеспокоено спросила:
— Что с тобой, Эрик?
Пытаясь собраться с мыслями ответил:
— Кроме того, что я замерз и утоп, со мной все в порядке.
Я слез с лошади, споткнулся, поднялся со снега и ухватился за Лилиан.
— Давай потанцуем, — предложил я.
Визи сбросил шкурки у двери и двинулся с лошадьми дальше к сараю. Небольшой домишко, где мы зимой обычно снимали шкурки, находился всего в тридцати ярдах, дрова в печурке были готовы, и надо было лишь поднести спичку. Но сейчас эти ярды казались милями. Поэтому я втащил мешок с ондатрами в кухню и вытряхнул их на блестящий навощенный пол. В более спо койные минуты это могло бы вызвать бурю протеста со стороны Лилиан, которая не любила, чтобы у нее на полу разводили такую грязь. Но сегодня она молчала, и я подумал: «Она у меня умница. Знает, когда стоит ругаться, а когда — нет».
Я плюхнулся на стул у печки и начал стягивать боты. Они примерзли к фетровым сапогам. Сбросив сапоги вместе с ботами, я начал стягивать шерстяные носки. Они тоже почти примерзли к ногам.
Когда тепло от печки начало проникать в тело, мои мысли на чали путаться. Я снял промокшее белье и стал натягивать сухое, приготовленное Лилиан. Затем я тупо уставился на ондатр.
— Они обошлись нам дороже золота? — буркнул я.
— Что ты там бормочешь? — спросила Лилиан, хлопотавшая у кастрюль и сковородок.
Но это было в конце концов не так уж важно, да и все равно я слишком устал, чтобы отвечать.
Глава XXIV
Когда мы заметили пожар, ветер дул с севера. Первой запах ды ма в воздухе почувствовала Лилиан. Она вскапывала клумбу, подготовляя почву для посевов, и рыхлила ее руками, просеивая землю между пальцами. Солнце клонилось к закату. Мы с Визи чинили в доме сеть, которую порвали о корягу, когда в последний раз ловили рыбу-скво. Мы оба вздрогнули, когда к нам вбежала Лилиан. Ее лицо было выпачкано землей.
— Дым! — сказала она сдавленно. — Я чувствую запах дыма.
Услышав это страшное слово «дым» — а мы все до смерти боялись лесных пожаров, — я выбежал из дома и остановился, принюхиваясь. Лилиан была права: в воздухе чувствовался запах горелого леса, но где? Взглянув на север, я увидел поднимав шийся над лесом густой дым. Теперь было ясно, что пожар к северу от нас. Но далеко или близко? И почему так рано весной? Для сильных гроз было еще не время, и потому едва ли лес мог загореться от молнии. Вот в июне или в июле, когда бывают сильные грозы, — другое дело, но не сейчас, 14 мая.
Я старался успокоить Лилиан, да и себя тоже, говоря:
— Не думаю, что пожар пойдет далеко. Лес еще недостаточ но сухой, чтобы огонь разошелся в полную силу. Он затихнет, прежде чем сумеет нанести большой ущерб.
К западу от нас, далеко к западу, редко проходил год без того, чтобы где-нибудь не случилось лесного пожара. В той стороне индейцы Анигамской резервации косили сено для своих коров и лошадей по лесным луговинам, которых в сосновом лесу было столько же, сколько изюмин в пудинге. Некоторые считают, что индейцы поджигают лес с незапамятных времен — с тех пор, как появились индейцы и леса. Другие утверждают, что этому они научились от белых. Во всяком случае каждый, кто охотился в лесу на крупную дичь, знает, что гораздо легче увидеть и убить лося или оленя в сушняке без подлеска, чем в зеленом лесу. Кроме того, когда хвойные породы на время погибают, лес бы стро зарастает лиственными деревьями и кустарниками. А осина, ива и ольха — основной корм лосей.
