Бернгард Гржимек - Среди животных Африки
Позже пришлось изготовить для нее специальную железную кровать. На эту кровать опускалась решетчатая крышка, которая на ночь запиралась. На кровати имелся пружинный матрац и наматрацник; в углу в них было прорезано отверстие, под которое подставлялся горшок. Тото в огличие от многих человеческих детенышей очень рано научилась пользоваться горшком и не напускала лужи в постель. Днем она тоже пользовалась горшком.
Поскольку Тото очень быстро научилась самостоятельно отвертывать в доме все водопроводные краны и пить из них, а кубинская вода небезопасна в отношении микробов, пришлось заменить все краны такими, которые открываются только гаечным ключом.
Между прочим, анализы кала и мочи горилленка в течение многих лет регулярно посылались на исследование в одну медицинскую лабораторию. На этикетке всегда писалось только «Беби Тото», и ни один человек из лаборатории не подозревал, что речь идет не о ребенке.
Тото и Томас ели всегда вместе, причем каждому из них приносили обед на отдельном подносе. Если поднос Томаса приносили первым, Тото очень сердилась и отбирала у него еду. Когда же оба подноса приносили одновременно, она старательно изучала все блюда, которые дали Томасу, чтобы проверить, нет ли среди них чего-либо такого, что не досталось ей. Если таковое обнаруживалось, она немедленно брала себе и пробовала, вкусное ли. Поэтому вскоре вошло в обычай давать Томасу и То-то одинаковую еду.
Между прочим, Тото всю жизнь ела ложкой, а не руками.
Когда горилле исполнилось три года, у нее была уже такая сила, что с нею не справились бы и двое мужчин. А проказливости ее хватило бы на добрую дюжину мальчишек! Не было в доме двери, которую бы она не умела отпереть. Запирать их на ключ не имело никакого смысла, потому что она рылась повсюду до тех пор, пока не находила ключ и не отпирала нужную ей дверь. Если ключ не находился, она обламывала дверную ручку. Став больше и сильнее, она вскоре поняла, что, для того чтобы открыть дверь, ей достаточно разбежаться и навалиться на нее плечом.
Из дома в сад вела широкая каменная лестница, которую по обеим сторонам окаймляли мраморные перила семиметровой длины. Перила эти заканчивались витым мраморным столбиком, и такой же столбик находился на самой середине марша. Тото разбегалась, вскакивала на широкую мраморную доску перил и с восторгом съезжала вниз; казалось, вот-вот она врежется лбом в мраморную колонку посредине, но ничуть не бывало, она мгновенно уклонялась в сторону, хваталась рукой за колонку, описывала в воздухе полукруг и, приземлившись на нижней половине перил, катилась дальше. Внизу она проделывала тот же трюк в конце лестницы, спрыгивала на мраморный пол и еще несколько раз перекувыркивалась через голову. Это занятие превратилось в основной вид спорта, которым она занималась, когда ей разрешали находиться в вилле. Явно желая посмешить окружающих, она иногда кубарем скатывалась с лестницы, кувыркаясь через голову на каждой ступеньке. Когда ее запирали на железной кровати, которую не могли сдвинуть с места даже двое мужчин, она ухитрялась ехать в ней через всю комнату и, добравшись до звонка, вызывала прислугу.
Построенный специально для нее дом находился рядом с гаражом и состоял из комнаты для игр площадью в 40 квадратных метров и просторной спальни. К нему был пристроен зарешеченный вольер размером 13 на 27 метров. Но там ее запирали лишь в тех случаях, когда в доме бывали гости, которые ее боялись. Обычно же дверь всегда оставалась открытой, и Тото могла свободно бегать, где хотела.
Вначале кровати Томаса и Тото стояли рядом, но затем он постепенно в течение нескольких месяцев сантиметр за сантиметром отодвигался, пока наконец не оказался в соседней комнате. Со временем Томас приучил обезьяну не кричать и не плакать, когда он запирал на ночь дверь своей спальни. Теперь он мог спокойно спать один за закрытой дверью.
Однажды, когда Томас находился в спальне Тото, она потихоньку прокралась наружу, закрыла дверь и задвинула засов. Заперев таким образом своего воспитателя, Тото в восторге пустилась танцевать какой-то бешеный танец. Только через час, когда игра ей уже несколько наскучила, Томасу удалось подозвать обезьяну к двери. Хорошенько выругав ее, он велел отпереть дверь, что она и сделала.
Так как Тото любила постоянно что-нибудь рвать и кромсать, Томас приносил ей для этой цели пальмовые листья и различные палки. Она все время должна была чем-нибудь заниматься, иначе от нее можно было ожидать любых проказ.
Рядом с гаражом находилась прачечная. Одна из излюбленных проказ гориллы заключалась в том, чтобы сорвать с веревки рубашку или полотенце и, пока никто не заметил, мгновенно разорвать их в клочья. Никакие увещевания не помогали. Тогда было решено обнести площадку для сушки белья металлической сеткой, окна и двери прачечной также были зарешечены. Но и после этого обезьяне не раз удавалось отпереть железные двери и проникнуть в прачечную. Прачки с криком разбегались в разные стороны, а Тото вставала на их место и «стирала» белье до тех пор, пока от него оставались одни клочья. Прекратить ее «хозяйственную» деятельность мог только один Томас, который прибегал с сучковатой палкой и выгонял обезьяну из прачечной.
Большую часть месяца Тото вела себя в общем достаточно благоразумно и была довольно послушной. Но потом на два-три дня она превращалась в сущего беса, становилась неуправляемой и раз от разу опаснее. По утверждению Марии Хойт, эти дни совпадали с новолунием. Я же подозреваю, что они были связаны с месячными циклами. Мария предполагала, что гориллы становятся половозрелыми тогда же, когда и люди, в то время как нам теперь уже точно известно, что у них половая зрелость наступает гораздо раньше — уже на шестом году жизни. Страшно подумать, на какой риск шла эта женщина, держа своего лесного гостя до девяти лет на свободе, без клетки!
В такие дни Тото любила поиграть в прятки с членами всей семьи и заставляла их часами искать себя в зарослях сада. Она сидела, притаившись как мышь, где-нибудь в кустарнике и не шевелилась, пока об нее буквально не спотыкались. Но как только обнаруживший ее начинал звать Томаса, она удирала и пряталась в каком-нибудь другом месте.
«Хотя она и не умела говорить, но по-испански понимала не хуже любого ребенка ее возраста, — писала мне Мария Хойт. — К счастью, она не умела читать. Поэтому каждый из ищущих запасался щитом на палке, где было написано, в каком направлении нужно идти Томасу».
Но бывали дни, когда она переставала слушаться даже Томаса. Она бросала в него песком и камешками, а как-то с размаху ударила по голове качелями. Пришлось Томаса вооружить «электрической палкой», которая усмиряла разбушевавшуюся обезьяну легкими электрическими ударами.
