Василий Алферов - Утро года
Мы вернулись.
— Тише, тише! — почти шепотом просил он, не глядя на нас.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Да тише!.. Посмотрите вон на тот куст. Что за птица сидит на нем? А как интересно: такую большую птицу кормит маленькая трясогузка. Сейчас она принесла червячка или бабочку, положила птенцу в рот и улетела… Вот увидите, скоро, наверное, опять прилетит…
Гриша посмотрел на пищавшего, уже оперившегося большеротого птенца, все время взмахивающего крыльями, и сказал:
— Это вроде кобчик… а может быть, чибис?..
— И не кобчик, и не чибис, — сказал я. — Чибисы не садятся на деревья. Это кукушонок…
— Кукушонок? А почему его трясогузка кормит? — спросили ребятишки.
— Потому и кормит, что считает его своим детенышем.
— Да как же так?
— А вот так. Кукушка сама никогда не вьет своего гнезда, а кладет яички в гнезда других птиц. Значит, и на трясогузкину долю досталось кукушкино яичко…
Мы насмотрелись на кукушонка и пошли дальше, к месту рыбалки.
Татьянка
Недалеко от Куйбышева есть речка с ласковым девчоночьим названием — Татьянка. Она небольшая, но красивая. По ее берегам растут высокие осокори, ветлы, мелкие таловые кусты. Близко друг к другу жмутся маленькие домишки приречного поселка, сарайчики с важными голосистыми петухами, огороды.
Начинается Татьянка от Сухой Самарки (рукав реки Самары, впадающий в Волгу). Здесь она ныряет под мост, по которому беспрестанно мчатся автомашины в поселки и обратно в Куйбышев.
Течет Татьянка мимо поселка того же названия, мимо дубовых ериков и, описав полукруг, сворачивает к левому берегу Волги, и где-то там, в низовьях, кончает свой путь.
В давние годы, после половодья, Татьянка разделялась на небольшие омутки, соединяемые узкими протоками и ручьями, по которым стаями разгуливали мальки весеннего вывода. Здесь за мальками охотились небольшие прожорливые окуни и, как тигрята, набрасывались на ошалевших рыбешек.
Самый знаменитый омут в Татьянке назывался Назарова Яма — большой, глубокий, с крутыми берегами. А вот почему именно Назарова Яма — точно никто не знал. Одни говорили, что когда-то в старину заядлый рыбак Назаров первый «открыл» в этом омуте крупных сазанов, а другие уверяли, что Назаров однажды ранней весной, ночью, рыбачил здесь крыгой. Берег подмыло, рыбак свалился в воду и утонул.
Но так или иначе, а память о Назарове среди старых рыболовов хранилась очень долго, потому что в «его» яме водились не только сазаны, но и крупные язи и щуки.
Татьянка с давних пор считалась одним из любимых водоемов многих удильщиков. Главное, близко и места уловные. К этому числу рыболовов-любителей, прежде всего, надо отнести Петра Бунакова, когда-то известного в Куйбышеве художника-карикатуриста.
Я близко знал Бунакова, и все мы, молодые журналисты, звали Бунакова тогда дружески — дядей Петей. Знал я его как хорошего художника и остроумного собеседника, но, что он заядлый удильщик, мне никогда и в голову не приходило. Да и разговора о рыбалке он никогда не заводил. Может быть, стеснялся? Я знал одного заядлого удильщика, который страстно любил рыбачить, а вот с удилищами по городу идти стеснялся. Кончив рыбалку, он отвязывал лески, сматывал их и клал в рюкзак, а палки (бамбуковых удилищ он не покупал) прятал где-нибудь в дремучих кустах. Домой каждый раз возвращался только с рюкзаком за плечами и с букетом луговых цветов.
И вот неожиданная встреча. Это было в сороковых годах. Шел я однажды с рыбалки береговой тропинкой и увидел — сидит, как буддийский божок, в третьем омутке Татьянки дядя Петя в черной широкополой засаленной шляпе. Сидит как зачарованный, дымит папиросой и неотрывно смотрит на поплавки. Подхожу ближе. Позабыв даже поздороваться, с удивлением спрашиваю:
— Дядя Петя, ты ли это?
Бунаков немного заикался, но тут он ответил отчетливо, без запинки:
— Да, это я самый — рыбак с многолетним стажем! — И, улыбнувшись, добавил: — Король сорожки.
— А никогда не говорил об этом.
— Я больше люблю рыбачить, а не говорить.
Вдруг поплавок на удочке справа пошел в сторону и скрылся под водой. Дядя Петя выхватил удочку, и на берегу затрепетала крупная сорожка. Он приподнял из воды туго набитый сорожками и подъязиками садок и положил в него пойманную рыбину.
— Хорошо! — сказал я, показывая на садок.
— У меня не бывает плохо, — смеется дядя Петя.
— На что ловишь? — спросил я.
— У меня всегда одна приманка — хлеб. Терпеть не могу возиться с червяками. — И, помолчав, спросил: — А у тебя как дела? В Назаркину Яму, наверное, ходил?
— Дальше, — ответил я. — Поймал пару крупных язей да десятка два окуней.
— Ну что же, улов неплохой. Разматывай удочки и садись рядом со мной — у меня тут рыба прикормлена — поймаешь сорожек. Больно уж хороша она жареная. Не уступит карасю, это точно.
Но у меня не было времени — я торопился домой, а дядя Петя остался на вечернюю зорьку…
На много лет Татьянка была вычеркнута из списка рыбных водоемов. Год от года все гуще и гуще зарастали к ней стежки-дорожки удильщиков. В ее чистые и тихие воды спускали с нефтеперерабатывающего завода губительные отходы. Вода из Татьянки не годилась не только для питья, но даже для поливки огородов — она была цвета ржавчины, издавала дурманящий запах.
Речка была мертвая. И я даже не мечтал (да не только я), что в ней когда-либо придется вновь рыбачить, отдыхать и любоваться картинами природы.
Однако Татьянка воскресла из мертвых. Об этом я узнал от одного рыболова возле зоомагазина, где удильщики приобретают различную приманку. Спрашиваю его:
— Где рыбачите?
— В Татьянке, — спокойно ответил собеседник. — Я там живу, а мой терем стоит у самого берега — удочки можно с крыльца закидывать.
— Неужели в Татьянке? — удивился я. — Ведь она пропала…
— Пропадала, а теперь нашлась, — улыбается мой собеседник. — Сейчас ведь отходы сбрасывают чистые, а не пополам с нефтью, как раньше. Да и Саратовская ГЭС помогла — воды прибавила, русло-то Татьянки и прочистилось. Вот и рыба появилась всякая. А язищи — ужас какие крупные, как поросята. Недавно мой сынишка зацепил такого, что не мог вытащить. Кричит изо всей мочи: «Папа, сом, наверное, попался — никак не осилю». Вытащил я, а это язь килограмма на полтора.
— Неужели правда? — продолжая удивляться и не верить, спросил я.
— Ну вот еще, что я, врать вам буду. Не верите, так сходите и убедитесь…
На другой же день, с утра, я налегке — взял авоську, две удочки и насадку — поехал на Татьянку. Сошел с автобуса, иду, волнуюсь, будто меня ждет встреча с близким, родным человеком после многолетней разлуки. Ветра нет, вода как зеркало. Спускаюсь к самому берегу, пристально всматриваюсь в тихую гладь в надежде увидеть мальков. Жду на поверхности рыбьего всплеска, но ни того, ни другого не замечаю.
