Джеральд Даррел - Перегруженный ковчег
Круто повернувшись, он вышел из комнаты. Вечером прибыли грузовики, на которых в первую очередь были расставлены клетки с животными, а затем сложены мешки с картофелем, кукурузой, бобами, коробки с яйцами и туша вола, предусмотрительно завернутая в мокрые мешки. К моменту выезда из Кумбы я чувствовал себя пьяным, в висках стучала частая барабанная дробь. Я сел в кабину, поместив к себе на колени маленького шимпанзе Су, завернутого в одеяльце. Колонна тронулась в путь. Это было кошмарное путешествие. Прошли первые дожди сезона, красная земля превратилась в месиво вязкой глины, в котором грузовик отчаянно буксовал, ударяясь и подскакивая на невидимых камнях. Я слышал громкие возмущенные крики обезьян из кузова и думал, сколько ценных, теперь уже незаменимых экземпляров заболеет, быть может, даже умрет в результате этой мучительной поездки. Я забылся беспокойным, лихорадочным сном и вскоре проснулся, стуча зубами от холода. Остановив машину, я достал из кузова одеяла и завернулся в них. Через десять минут я истекал потом и вынужден был снова сбросить с себя одеяла. В одном месте прокололась шина у грузовика, в котором сидел Джон. Подойдя ко мне, он поинтересовался моим самочувствием, и мы выпили по чашке чая из термоса.
— Как выдерживают дорогу твои птицы? — спросил я.
— Не знаю, — хмуро ответил Джон. — Мы испытали страшную тряску. Я даже боюсь заглядывать в кузов до тех пор, пока мы не приедем в Тико.
— У меня такое же настроение. Все равно мы ничего не можем сейчас сделать, остается только надеяться на благополучный исход.
Когда мы добрались до нижних склонов массива Камерун и дорога повернула к берегу моря, начал накрапывать мелкий холодный дождь, от которого покрытый туманом ландшафт сделался еще более темным. Солнечные лучи начали уже пробиваться сквозь низко нависшие серые тучи, когда мы увидели первые пальмовые плантации. Вскоре внизу под нами открылась большая равнина, окружающая Тико. Это была уже цивилизованная Африка, на которую я смотрел с ужасом, ровными унылыми рядами на протяжении многих миль росли банановые деревья. Однообразие этих плантаций производило тягостное впечатление. Сотни тысяч банановых деревьев приносили плоды, которые срывались еще недозрелыми и направлялись на ожидающие в гавани корабли. Кругом видны были только бесконечные банановые листья, мокрые, обвисшие, похожие на большие зеленые простыни. Лишь изредка беленький домик надсмотрщика-европейца, расположенный на какой-нибудь небольшой полянке, нарушал тягостное однообразие. Иногда видели мы и ряды грязных металлических сараев, в которых ютились сборщики бананов.
Под непрерывно моросившим дождем наши грузовики медленно продвигались вперед и вскоре остановились около узкоколейной железнодорожной ветки. Маленькие паровозики тащили за собой платформы, заваленные связками бананов. Эти составы пересекали низменную заболоченную береговую полосу и подъезжали к порту, где бананы немедленно грузились на пароход.
К большому нашему огорчению, выяснилось, что мы прибыли за несколько часов до начала погрузки животных на пароход. Мы решили пока оставить клетки на машинах нераспакованными, по крайней мере это давало хоть некоторое укрытие от дождя.
В это время солнце прорвало завесу облаков, и дождь окончательно прекратился. Пришлось все же снимать клетки с машин и укрывать их в тени рядом с железнодорожной колеей. Попутно мы проверили состояние всех наших животных, после чего я обменялся с Джоном результатами произведенного осмотра.
— Я потерял двух нектарниц, к счастью, не самых ценных. Думаю, что они испугались тряски в пути и начали метаться по клетке. Все остальные птицы как будто целы, но я мечтаю скорее оказаться на пароходе, накормить и напоить их. Как твои зверюшки?
— Один глупый дрил основательно поранил себе руку. Вероятно, он просунул ее через решетку, а в это время машина подскочила на ухабе и его стукнуло по руке другой клеткой. Но это быстро заживет, других потерь у меня, кажется, нет. Ангвантибо в порядке, но они очень устали от дороги.
После томительного ожидания (самое тяжелое заключалось в том, что мы не имели возможности вовремя накормить и почистить животных) подошел состав с пустыми платформами, и нам разрешили грузить клетки на платформы. Не успели мы закончить погрузку, как снова начался дождь; но это был уже не прежний мелкий дождик, а настоящий тропический ливень. Мы находились на открытом месте, через несколько секунд потоки воды побежали по стенкам клеток, а люди выглядели так, словно их только что вытащили из моря. Состав медленно двигался вперед, приближаясь к пароходу; когда мы добрались до него, началась быстрая погрузка. Я снова трясся в лихорадке и чувствовал себя отвратительно. Вспомнив предостережение врача, я спустился в каюту, переодел сухую одежду и пошел искать старшего буфетчика. Выпив у него стакан крепчайшего виски, я почувствовал, как блаженное тепло разливается у меня по всему телу. Проглотив полученные накануне от врача таблетки, я снова поднялся на палубу.
Клетки и их обитатели были совершенно мокрыми. Пришлось срочно заменять сырую подстилку сухой и чистить клетки. Затем я посыпал обезьян сухими опилками, чтобы таким образом немного подсушить их мех. Накормив обезьян хлебом и фруктами, я дал потом горячего молока, так как бедные животные дрожали от холода. Я знал, что, если до наступления темноты они не обсохнут, многие из них рискуют заболеть пневмонией. После обезьян я накормил и напоил ангвантибо, которые, к счастью, меньше пострадали от дождя, так как были накрыты другими клетками…
К этому времени благотворное действие виски прекратилось, и я стал чувствовать себя все хуже и хуже. Палуба качалась и убегала у меня из-под ног, голова казалась огромной, как тыква, и грозила в любой момент расколоться от острой пронизывающей боли. Впервые я начал всерьез опасаться за будущее: я не мог лечь в госпиталь и оставить Джона одного в этом трудном и долгом путешествии, где нам и двоим работы было по горло. Я с трудом приполз в каюту и свалился на койку. Джон спустился ко мне, чтобы сообщить, что он более или менее благополучно разместил птиц и через полчаса сумеет помочь мне управиться с моими животными, но я уже забылся глубоким и крепким сном. Проснулся я совершенно другим человеком, на палубу я вышел, чувствуя еще некоторую слабость, но в твердой уверенности, что смерть мне уже не угрожает. Я накормил зверей, завесил одеялами клетки обезьян и ангвантибо и дал Су бутылку с се вечерней порцией молока. Она весело закричала, увидев мое приближение с бутылкой в руках, дождь и холод не нанесли ей никакого вреда. Наконец все необходимое было сделано, и я впервые за последние два дня облегченно вздохнул. Облокотившись на перила палубы, я посмотрел в сторону банановых рощ и мангровых болот; дождь непрерывно барабанил по парусиновому тенту над моей головой. Закончив свои дела, Джон присоединился ко мне. Мы молча курили, вглядываясь в дождь и сгущавшуюся темноту вечера.
