Валерий Янковский - Тигр, олень, женьшень
В белоснежной накрахмаленной курточке и сорочке с черной бабочкой вышколенный японец-бой ставит на столик вагона-ресторана запотевшую бутылку пива и учтиво, с придыханием кланяется:
— Что будет угодно к завтраку? Омлет, кофе, тосты? Кари-райс?..
А я не могу оторваться от бегущих навстречу полей, лугов, речек, полотна виляющего параллельно шоссе и далеких гор на фоне бирюзового неба. Не покидает чувство нереальности и изумления: не нужно никуда шагать, тащить за плечами груз; ты в потоке цивилизации, которая увлекает в необыкновенно интригующее завтра, не заставляя тебя тратить силы. Одновременно где-то глубоко, подсознательно тешит мысль: нет, это не чей-то случайный великодушный подарок, это награда, закономерный результат твоей же с толком затраченной энергии.
Всей кожей ощущаю чистую рубашку и сшитый годом раньше в Шанхае «палмбичевый» летний костюм, невесомые, с дырочками прохладные ботинки. Рука все еще робко, но с удовольствием поглаживает гладкую щеку: непривычно прикосновение к бритому лицу. Двухмесячная пяктусанская борода осталась на пропахшей горячими компрессами, кремами и пудрой простыне китайской парикмахерской, истрепанная охотничья «шкура» — в давно знакомой корейской гостинице «Пуксон-ёган». В бумажнике, во внутреннем кармане пиджака, — солидная пачка аккредитивов…
Такая резкая перемена места, одежды и мироощущения — одно из самых ярких, незабываемых впечатлений, которые дарует зверобоям «биг гейм» — крупная игра, как называют серьезную охоту англичане.
Кто видел, как змея, забравшись под камень, с наслаждением закатив глаза, сдирает старую кожу? Я не был змеей, но мне кажется, что в подобные минуты мы переживаем нечто схожее…
Мысли обгоняют скорый поезд Тумынь — Синьцзин, спешащий в новую столицу Маньчжоу-Го. Завтра буду гостить в комфортабельном коттедже у сестры Виктории: ее муж, старый друг Георгий Гусаковский, служит управляющим известной в Маньчжурии фирмы «Бринер и Кº» в Синьцзине. То-то будет рассказов и разговоров!
Но это только первый этап, главные события впереди. Уже послана телеграмма в Харбин; там, на вокзале, встретит важный, в фирменном мундире и фуражке с галунами, портье самого фешенебельного отеля «Модерн» на их модерновском лимузине. Номер в гостинице уже ждет. В регистратуре навстречу улыбнется прелестная девушка Таня:
«На сегодняшний вечер я вас похищаю. Едем танцевать в „Иверию“…» А на следующее утро — уютный яхт-клуб на берегу широкой многоводной Сунгари. Рядом у пирса — катера, белоснежные яхты, лодки, на одной из которых веселый «ходя»-перевозчик — доставит на поистине Солнечный остров, где знакомые загорелые девушки и ребята с утра до вечера режутся в волейбол, теннис, купаются, катаются на яхтах.
Пока все это еще впереди…
Хван-посу
На высокогорном Намсанском плато зацветали черемуха и голубика, легкий ветер приносил разлитые над каньонами запахи весны. Здесь было уже совсем тепло. Однако на западе, окаймляя эту горную область, в дымке мерцал еще совсем белый становой хребет Серен.
Мы с братом и Алексей Петрович Шин кропотливо укладывали рюкзаки для дальнего похода. Вьючная лошадка стояла во дворе уже заседланная. Известный на всю округу корейский охотник Хван сидел на высоком пороге своей фанзы, болтая с домочадцами о каких-то пустяках, будто его эти сборы совершенно не касались. Но ведь он тоже идет с нами и так же надолго… О чем он думает?
Старый скептик и брюзга Шин не выдерживает и с гримасой, полной нескрываемого презрения, цедит:
— Хозяин, солнца уже много, мы почти готовы. А когда ты начнешь собираться?
Хван живо оборачивается, запрокидывает голову и хохочет:
— Эх вы, охотники! Да я давно жду вас. Я готов!
В недоумении переглядываемся: а где его вещи?
Ведь мы не на день идем… Не думает ли он покинуть нас с полдороги?
— Вот они, мои вещи! — Он снова заливается заразительным смехом. — Разве у таежника может быть много барахла в походе?
Он вскакивает на короткие крепкие ноги и демонстрирует готовность. Закидывает за плечи карабин, завязывает на шее маленькое, серое от старости полотенце и сует в карман неразлучную трубочку. Кисет с табаком у него на поясе. Он готов!
Мы ошеломлены такой беспечностью, и мой занозистый брат не сдается:
— А одеяло у тебя где, как ты спать будешь?
— Как?
Хван, не задумываясь, падает на спину посреди утоптанного глинобитного двора, раскидывает в стороны руки и ноги, зажмуривает глаза и издает громкий храп. Потом открывает один глаз, серьезно смотрит на нас и спрашивает:
— Ясно?
Но вдруг хлопает себя по лбу, высовывает язык, вскакивает и кидается на кухню. Появляется оттуда с бронзовой корейской ложкой в руке. Сует ее в карман и бормочет:
— Вот это я правда чуть не забыл. Ну, теперь все. Пошли!
Так произошло наше первое знакомство.
Талантливый следопыт, прямой и честный, всегда жизнерадостный, энергичный, с большим чувством юмора, Хван оказался отличным товарищем. Небольшого роста, почти квадратный, с узкими глазками на бронзовом лице и копной жестких черных волос, он чем-то напоминал медвежонка; поражал силой, ловкостью и удивительной сообразительностью.
В первом же переходе подошли к бурной речке, мчавшейся по дну глубокого каньона. Все стали искать брод, рубить шесты, а Хван крикнул: «Смотрите, как надо!» — разбежался и, распластав, как ножницы, короткие ноги, летел с камня на камень — причем большинство камней лежало ниже уровня воды — и за несколько секунд перемахнул поток! Потом стоял и смеялся, глядя, как мы, по пояс в ледяной воде, с шестами пересекали коварную речку.
Позднее, когда строили зимовье, он брал на плечо, казалось, неподъемные сырые бревна и бежал с ними, словно танцуя.
Пожалуй, единственным недостатком этого незаурядного человека была его поразительная беспечность. Впрочем, это никому особенно не вредило. С годами мы крепко сдружились; много больших охот связало нас.
…Снова шла весна, мы готовились к широко задуманной экспедиции за пантами в район легендарного в Корее потухшего вулкана Пяктусан. И вдруг, как всегда неожиданно, появился наш старый приятель. Я привык видеть его в охотничьих доспехах, но сегодня он предстал в шляпе и парадном белом национальном халате с бантом на груди. Сделал церемонный поклон, пытался выглядеть важным, но верхняя губа знакомо сморщилась, он рассмеялся и стал трясти мою руку. Я обрадовался:
— Хван-посу! Вот кстати! Мы собираемся на Пяктусан, на пантовку. Заезжаем к истокам Сунгари, с маньчжурской стороны; поехали с нами на все лето: все три брата, Шин, Вальков, ты…
