Вячеслав Пальман - Там, за рекой
Минул день. И тут обнаружилась находка: на полу сгоревшие почти до конца ветки. Уголёк на конце одной веточки ещё хранил тепло. Значит, они на верном пути. Ещё колесили порядочное время; очутились в огромном, как колокол, зале, постояли над пропастью, где глубоко и глухо ворчала подземная река, подивились мрачному месту.
— Пора выбираться, хлопцы, — сказал Александр Сергеевич, ощутив мучительную тоску по солнцу.
— А ведь он где-то рядом. — Иван Лысенко повёл фонариком по стенам. В зал входило пять или шесть коридоров. Каким идти?
Что-то блеснуло в луче света. Подошли, нагнулись. Железная набойка. С его сапога.
Коридор повёл их выше. Заглядывали в редкие щели по сторонам. Нашлись ещё обгоревшие ветки. Шёл здесь Козинский. Шёл! Спешил куда-то. А куда? Может быть, их услышал? Саша держал карабин наготове. Тут все решает доля секунды. Кто кого…
Шли осторожно, но светили ярко, потому что нужно было рассматривать метки на стенах. Без особой путаницы вернулись в большой зал, и, пока Сергеич с фонарём обходил стены в поисках меченого коридора, Саша отдыхал на камнях. Время шло к ночи.
— Нашёл! — крикнул Сергеич. Его голос гулко и сильно прозвучал в высоте купола.
В ответ издалека, откуда-то из глубин земных, прилетел тягучий крик.
— Эхо? — спросил Саша.
— Что-то не то… — Лысенко повернулся на голос. — А ну дай мне фонарик, Александр.
— Идём вместе, — сказал Саша. — А вы, Сергеич, побудьте тут.
Чуть посвечивая, они пошли на странные звуки. Все смолкло. Коридор опускался круто вниз, развилки не встречались. Не заблудишься. Вышли в новый зал, по краям его храмово сверкали известковые натёки. С потолка свисали другие. А на каменном полу почти посредине зала лежал человек и дико смотрел в яркое круглое пятнышко электрического фонаря. Вытаращенные глаза его жёлто отблескивали, как у рыси. Правая рука сжимала ложе винтовки. Вдруг он уронил голову и затрясся. Тонкий вопль раздался в зале. Подумал — галлюцинация.
Козинский бился в истерике. За несколько часов лабиринт вытряс из него все человеческое.
Лесники подошли ближе. Саша светил, карабин держал на изготовку. Иван нагнулся. Козинский без сопротивления отдал винтовку и затих. Саша погасил свет. Они чуть отошли и затаили дыхание. Жуткая темнота. Козинский повозился, дыхание его сделалось ровней.
— Кто? — спросил он осмысленно, даже с угрозой.
Саша посветил фонариком. Беглец стоял. В сжатом кулаке он держал тонкий нож. Защищался или нападал?
— Иди вперёд! — приказал Саша и повёл лучом, куда идти.
Узнал ли он голос? Наверное, узнал: по бледному лицу скользнула странная тень. Только сейчас преступник начал соображать, что произошло. Исчез дикий страх быть заживо погребённым, но не радость освобождения, а сознание реального плена сменило один страх другим. Оружие отобрано, его ведут. Куда? Разве не ясно куда?
Саша Молчанов освещал лишь полоску дороги. Козинский все ещё не был уверен, что это молодой лесник. И не знал, один ли он. Лысенко шагал тихо и чуть сзади Саши, не выдавая себя.
— Дорогу ты знаешь? — спросил Козинский, не оборачиваясь.
— Можешь не сомневаться, — ответил Саша.
Теперь беглец убедился, что его ведёт Молчанов.
Он остановился и вяло повалился на пол. Но нож из руки не выпускал.
— В чем дело? — спросил Саша.
— Плохо мне. — Козинский хотел выгадать время, сообразить. Если бы только знать, где выход из пещеры! Тогда бы он сумел избавиться от конвоира.
В это время Саша неосторожно повёл лучом в сторону, и беглец краем глаза увидел Лысенко.
— И ты здесь, Иван?
— Не ожидал, Владимир Семёнович? Я самый. Давай топай. И не вздумай шалить, понял?
Козинский поднялся и пошёл. Изредка Молчанов командовал: «Влево», «Живей», и он послушно сворачивал или ускорял шаг.
— Слушайте, хлопцы. — Неожиданно браконьер повернулся на слепящий свет фонаря и сощурился. — А ведь вы спасли мне жизнь, сам бы я ни за что не выбрался отсюда. Давайте по этому поводу сыграем мировую. Вы отпустите меня, я дам слово, что исчезну с Кавказа и ни одну тварь не трону больше. И зла на тебя, Молчанов, не затаю. Вам же легче, не возьмёте греха на душу. Ведь семья у меня, сын… Должно быть снисхождение…
— Не притворяйся овечкой, Козинский! — Голос Саши не сделался мягче. — Ты за все ответишь сполна. Давай топай.
Саша светил ему прямо в лицо и следил за каждым движением. Нож в руке, он это помнил.
— Иван, ты-то что молчишь? Земляк все же, вместе работали. Как ты с совестью потом уладишь?..
— Давай иди вперёд! — сердито сказал Иван. — Не продаёмся, понял?
— Дурачьё, — с мягким сожалением сказал беглец. — Я же вам дело предлагаю. Не согласитесь, пеняйте на себя. Сбегу, тогда покоя вам не будет.
Вышли в зал, где одиноко желтел язычок пламени в керосиновом фонаре. Александр Сергеевич покачал фонарём.
— Никак, пымали? — неуверенно спросил он. — Тот самый? Куда ж ты, глупый человек, залез от нас! Ведь мы, само собой, чуть не до центра земли за тобой прошли.
— А ну, бросай нож, Козинский, не дури! — приказал Саша.
Но беглец только прижал руки к грязному плащу. Он как-то испуганно посмотрел в темноту.
— Бросай на пол, слышишь?
Лучик высвечивал фигуру Козинского и сталактитовый забор позади. До ушей дошёл шум воды в пропасти на краю этого зала. Решительно, сжав губы и все так же прижимая к плащу правую руку, беглец сделал несколько шагов назад. И побежал. На грозный окрик: «Стой!» — не обратил внимания. Лысенко рванулся следом. Козинский замахнулся ножом. Лысенко отскочил и, поскользнувшись, упал.
Все это происходило в темноте, где метался только узкий луч фонарика. Саша бросился на помощь Ивану, но над ним самим уже сверкнуло лезвие ножа. Он подставил ложе карабина, удар пришёлся по ружью, оно выпало. Теряя равновесие под навалившимся телом преступника, Саша все же успел поднять руку с фонарём. Снова нож… Раздался гулкий выстрел. Что-то тёплое брызнуло на лицо Саши. Козинский застонал и свалился на бок.
Иван не целился, но картечь не миновала Козинского. Его рука повисла. Выпал нож. Брызнула кровь.
Молчанов вскочил. Александр Сергеевич, застывший с фонарём в трех метрах от схватки, нагнулся над Козинским. Тот лежал скрючившись и стонал.
— Все. Отвоевался, — сказал Лысенко, стараясь пересилить испуг.
Кисть правой руки браконьера была разбита.
— Свети сюда. — Александр Сергеевич поставил свой фонарь, вынул из бездонных карманов тряпицу и принялся туго бинтовать руку.
Козинский скрипел зубами и страшно матерился. Не тюрьма пугала его. Что без правой руки делать? Как стрелять?
