Борис Сергеев - Мои питомцы и другие звери
Однажды, когда птицы после такого загула вернулись, отобедали и от нечего делать стали летать по комнатам, совершая изредка вылазки в сад, скучающему от безделья Фунтику это явно не понравилось, и он решил хоть раз в жизни совершить доброе дело: спасти хозяйское добро.
Обычно, когда я возвращался с работы, мне не сразу удавалось отыскать Фунтика. Отлично сознавая, что он в очередной раз провинился, пес куда-нибудь прятался, чтобы как можно дольше не попадаться хозяину на глаза. В тот день все было наоборот. Едва я отпер дверь, как меня приветствовал Фунтик, сидящий столбиком на задних лапках. Пес умильно смотрел на меня и весело постукивал хвостиком по полу.
Причина необычного поведения собаки тотчас обнаружилась: на коврике в прихожей, уложенные в два аккуратных ряда, лежали все двенадцать холодных трупиков моих птиц. Конечно, у меня рука не поднялась наказать собаку. Ведь пес сделал это от чистого сердца, сохранив хозяйское имущество, которое в любую минуту могло упорхнуть в окно, он даже не съел ни одной птахи, хотя чижи могли показаться ему отменным лакомством.
ПОПУГАИ — ЭТО НЕ ВАСЬКИ С МУРКАМИ
Любителям животных всегда хочется иметь у себя дома целый зоопарк. В тесной городской квартире обитатели домашнего зверинца вынуждены постоянно сталкиваться друг с другом. В конце концов они смиряются с необычными соседями и обычно дружат или, во всяком случае, сохраняют по отношению к окружающим полнейший нейтралитет. Собака, готовая на улице растерзать любого встречного кота, живущую в доме кошку никогда не тронет, скорее будет есть из одной с ней миски и спать на одной подстилке, а в случае необходимости станет защищать ее, как и других членов хозяйской «стаи». Впрочем, между животными нередко возникают и иные отношения.
Кубинского белолобого амазона Гошу я приобрел уже взрослым. Попугай не отличался особой говорливостью, зато его произношение было безукоризненным. Если услышать Гошу через стенку, трудно поверить, что разговаривает птица, а не человек. Интересно, что его реплики частенько соответствовали возникшей ситуации. Он легко по голосу отличал людей, приносивших в дом что-то полезное, например, почтальонов, от посетителей, которым приходилось платить. И когда порог моей квартиры переступал страховой агент или водопроводчик, Гоша истошно кричал из-за стенки: «Деньги давай!», чем вызывал у посетителей явное замешательство.
Еще точнее ему удавалась имитация детских голосов. Когда я получил новую квартиру, мой переезд в нее растянулся на несколько недель. Сначала я перевез туда клетку с попугаем и мелкие вещи. Мебели в квартире еще не было, а пачкать клеткой только что отремонтированную стенку не хотелось, и я поставил ее на пол. Квартира располагалась на первом этаже, и с улицы в огромные незашторенные окна было отлично видно, что она пустая, во всяком случае взрослые люди там не просматривались. Однако Гоша вносил в этот вопрос некоторые коррективы. Оставаясь на целый день в полном одиночестве, попугай очень скучал, и жильцов, часто проходивших под окнами пустой квартиры, брала оторопь от постоянно раздававшегося оттуда жалобного детского плача: «Папа! Папа! Папочка!» К счастью, мне не довелось узнать, что думали мои будущие соседи об извергах, оставлявших маленького ребенка на целый день в квартире.
В другой комнате нового жилища, предназначавшейся под мой кабинет, вскоре поселился маленький щенок фокстерьера. Когда неделю спустя я решил перенести туда и клетку с Гошей, ко мне, как всегда с радостным лаем, бросилась крохотная Рут, смертельно напугала птицу, и без того взволнованную очередным «переездом». Со страху Гоша стал биться в своей тесной клетке, производя страшный шум, что, в свою очередь, произвело на щенка ужасное впечатление. Рут поспешно ретировалась под письменный стол, но этого короткого эпизода, длившегося всего несколько секунд, оказалось достаточно, чтобы неприязнь между попугаем и щенком установилась на всю жизнь. Мало того, мой фоксик, став взрослым и превратившись в свирепого бесстрашного пса, не дававшего спуска ни людям, ни кошкам, ни собакам, в том числе овчаркам и ротвейлерам, к Гоше относился с известной осторожностью. Но попугай, убедившись, что щенок его боится, и чувствуя себя на спинке стула, а тем более на люстре в полной безопасности, не упускал ни малейшей возможности, чтобы досадить псу и всласть над ним поиздеваться.
Рут была преданной собакой и старалась ни на миг не отходить от меня. Даже когда я переходил из одной комнаты в другую, она всюду следовала за мной, а если я не разрешал ей входить в ванную или на кухню, ложилась под дверью, чтобы не прозевать, когда я оттуда выйду. Этим решил воспользоваться Гоша. Выбрав из своего «пайка» кусочек печенья поменьше и забравшись на достаточно высокую ветку специально поставленного для него дерева, он моим голосом звал собаку: «Ру-ут! Ру-ут!» Не знаю, как это удается попугаям, но Гоша прекрасно выговаривал слова даже с набитым ртом, и собака не в состоянии была различить наши голоса.
Услышав призыв, наивная псина в полной растерянности от того, что мне удалось незаметно проскользнуть мимо нее, спешила на зов, но, убедившись, что это Гошины проделки, с досадой лаяла, а попугай все так же с закрытым ртом радостно хохотал: «Ха-ха-ха!» Этого Рут выдержать не могла. Лязгнув зубами, она подпрыгивала, хотя прекрасно понимала, что достать недруга не удастся, и спешила на свой пост, но негромкое Гошкино «ням-ням!» останавливало ее. Она усаживалась под деревом и, отчаянно стуча по полу обрубком хвоста, умилительно смотрела на своего мучителя. А попугай продолжал дразнить пса, то повторяя: «Ням-ням!», то делая вид, что собирается бросить ей лакомство. Наконец оно падало вниз. Гошка старался бросить кусочек печенья так, чтобы собака не смогла поймать его на лету, и, когда это ему удавалось, радостно хохотал. Однако Рут отличалась необыкновенной ловкостью и чаще всего умудрялась подхватить подачку прежде, чем она коснется пола. Тогда раздосадованный попугай разражался длинной тирадой: «Гадкая собака! Грязная собака! Глупая собака!»
Несколько более доброжелательно относилась Рут к мелким птицам. Элегантного маленького волнистого попугайчика Чифа она явно недолюбливала, но безропотно сносила все его выходки, замирая с несчастным видом, когда Чиф на нее садился. А попугайчик не ставил Рут ни во что. Он безмятежно разгуливал по собачьей спине, выдергивал из хвоста волосинки, перебирался на голову или даже на нос и с интересом заглядывал Рутке в глаза, а если она пыталась его стряхнуть, больно клевал.
