Ольга Хлудова - Волны над нами
Мы пошли представляться директору биостанции. Удивительно жизнерадостный и энергичный, небольшого роста крепыш с пышной седоватой шевелюрой и загаром спортсмена встретил нас, как старых знакомых. Сумерки быстро сгущались, и директор, Анатолий Николаевич, поскорее повел нас к обещанной сосне.
Под деревьями парка было почти совсем темно. Сильно пахло розами и разогретой за день хвоей. Колючие ветви хватали за платье, листья гладили по лицу. На поляне в призрачном вечернем свете высилась крона большой сосны, ее густая хвоя кровлей нависала над землей. Смутные силуэты деревьев и кустов теснились вокруг.
— Вот здесь и располагайтесь, самое лучшее место в саду, — сказал Анатолий Николаевич. — Сейчас пришлю вам матрацы. — Он мгновенно растаял в темноте. Через несколько минут директор появился снова. За ним шел человек с горой соломенных тюфяков и подушек.
— А палатку ставьте входом к стволу — посоветовал Анатолий Николаевич, помогая своему спутнику освободиться от ноши. Мы только открыли рот, чтобы поблагодарить директора, как он уже исчез. Пока мы возились с тюфяками и одеялами, Анатолий Николаевич вновь появился на поляне.
Он привел небольшую сухонькую женщину. — Вот, пожалуйста, она будет готовить вам завтраки, обеды и ужины. Договаривайтесь об условиях. — А через минуту его голос раздавался уже в другом конце парка, где он громко распекал кого-то за теленка, пасущегося на клумбе.
Палатку мы ставили при бледном свете звезд. Как обычно, именно тогда, когда он совершенно необходим, закапризничал фонарик. Кое-как почти в полной темноте мы натянули веревки. Утром палатка будет поставлена по всем правилам науки. Можно было бы вообще ничего не делать и спать под сосной на толстом слое сухой и теплой хвои. Но нас предупредили, что под утро с гор может спуститься туман, и тогда будет сыро.
Потом взошла луна. Серебряный свет запятнал траву под деревьями и залил поляну. Только под нашей сосной густая тень лежала чернильной лужей.
В палатке было уютно и темно, как в пещере. При свете спичек были разложены матрацы и брошены одеяла. Я рвалась к морю. Широкая аллея в полосах лунного света привела нас к биостанции. Перистые тени белой акации трепетали на рафинадных ступенях широкой каменной лестницы. Терраса нависала над морем. Было слышно, как внизу, под обрывом, на берег вползает волна и медленно отступает, шурша галькой.
Карагач, освещенный луной, казался кованным из старого серебра. Голубой туман лежал в расщелинах горы.
На темной воде у подножия скал вспыхивали фосфорические блестки. Лунная дорожка переливалась до самого горизонта.
Никогда еще я не видела ничего более прекрасного, чем этот сказочный пейзаж. Пожалуй, в нем было что-то театральное, рыцарское и пышное. Странно было думать, что можно заниматься житейскими мелочами в соседстве с такой природой.
Если бы заиграл оркестр и сладкий тенор запел «О лебедь мой», я, вероятно, приняла бы это как должное. Но и та музыка, которая звенела в воздухе, была по-своему прекрасна. Крымские кузнечики давали свой ежевечерний концерт. Мы стояли молча, не в силах оторваться от волшебного зрелища. И вдруг сразу развеялось лунное колдовство.
Пронзительный вопль и треск радиоприемника ворвался диким диссонансом в гениальное творение природы. Потом раздалось желудочное урчание джаза, и пошлая песенка заглушила кузнечиков. Любитель легкой музыки был, верно, глуховат. Его радио орало и свистело на всю округу. Мы разозлились и пошли спать.
Ночь прошла отлично, спали мы как убитые. На рассвете я проснулась от зуда. Отчаянно чесались руки, ноги, лицо. Какие-то мелкие существа путешествовали по моему телу. Я взвилась, как на пружине, и откинула простыню. Сотни крошечных крымских муравьев суетились на моей постели. Николая в палатке уже не было.
Я вылезла из палатки и осмотрелась. Солнце еще пряталось за Карагачем. При дневном свете сад биостанции оказался еще прекраснее, чем при луне.
В розовое небо поднималась лиловая зубчатая вершина горы. Тополя и кусты боярышника окружали поляну с трех сторон. В нескольких шагах от входа благоухал розарий. Над головой облаком висела густая крона сосны, в ней возились птицы. А под сосной сидел Николай и с остервенением чесался.
— Мы в темноте поставили палатку в муравейник, — сказала я, садясь рядом с ним, — меня искусали муравьи.
— Ерунда, эти муравьи не кусаются. И они слишком малы, чтобы прокусить человеческую кожу.
— Значит, у нас крапивница. Я ручаюсь, что комаров не было.
— Да, крапивница, — отвечал Николай. — Вот она, в пробирке.
В пробирке, куда он сажает самых мелких насекомых, не сразу можно было разглядеть двух или трех крошечных мошек с большими зеленоватыми крыльями.
— Москиты! — Я была в ужасе. Благородный комар гудит и трубит на всю округу, предупреждая о нападении. Он кусается так, что сразу знаешь, где он хватил тебя «всеми зубами», и можно тут же принять меры, то есть прихлопнуть подлеца и получить некоторое моральное удовлетворение. Зуд скоро проходит, особенно если потереть укус нашатырным спиртом. С москитами дело хуже. Они налетают совершенно бесшумно, пробираясь в складки полога, и их укусы сначала незаметны. Зуд начинается через некоторое время, когда сытые москиты давно улетели. Расчесы держатся несколько дней, и у некоторых особо «удачливых» граждан укусы москитов вызывают кровавые пузыри величиной с крупную горошину. Как выяснилось, я принадлежу именно к этой категории.
— Ничего страшного, — сказал Николай, — энергично работая ногтями, — повесим марлевый полог у входа.
— А муравьи?
— Что муравьи, они не кусаются.
— Но я не могу спать, когда по мне ползают муравьи.
— Ночью они не ползают, они спят.
— А днем они будут жить с нами в палатке?
— А тебе жалко места? Мы чуть не поссорились…
Верный друг путешественников — инстинкт не обманул нас, когда мы ночью ставили палатку. Один канат, над входом, крепился на суке сосны, а другой — на абрикосовом дереве. Ветви абрикоса с желтеющими плодами касались крыши. Их количество обещало нам приятное будущее. Муравьи уже проложили дорожку по стволу. К сожалению, их путь шел через вход в палатку, по постелям к задней стенке, по ней вверх до отверстия в крыше и далее по канату на дерево. Это было еще полбеды, и я успокоилась за наше будущее. Не дожидаясь завтрака, схватив маску и ласты, я побежала к морю.
Глава 4
Тропинка сбегала по крутому склону. На палубе старого катера, стоящего на берегу рядом с белой мазанкой причала, спали фигуры, закутанные в простыни. Галечный пляж за причалом был пустынен в этот ранний утренний час. Солнце еще пряталось за зубцами Карагача, тень горы лежала на бухте.
