Анатолий Онегов - Они живут рядом со мной
А стадо лосей, зимнее стадо лесных коров и быков?.. У лесного быка неукротимая ярость бойца, которую он совсем недавно демонстрировал во время осеннего турнира. На зиму несколько лосей собираются вместе. Они вместе защищаются от врагов, вместе совершают короткие и длинные переходы в поисках корма, и всегда во главе такого стада была лосиха, самка-мать.
Что же тогда остается лосю-быку?.. Участвовать в турнирах и прикрывать тылы походной колонны… А что остается глухарям и тетеревам, когда тетерки и глухарки сами, без помощи петухов высиживают и выращивают детей?.. Наверное, этим задиристым петухам остаются только весенние пляски и редкие потасовки. Да, пожалуй, только турниры и считаются у глухарей и тетеревов чисто мужским занятием.
Во время белых весенних ночей природа Севера, казалось, начинала бунтовать против той доли, которую скупо выделила ей короткое лето верхних широт — природа торопилась жить. Жить и днем в мягком тумане последнего умирающего снега, жить и в прозрачном сумраке того периода суток, который в средней полосе нашей страны принято называть ночью.
Я вырос в средней полосе и давно привык к тому, что только за полночь, уже к утру, можно услышать первый голос токующего глухаря-петуха. Но здесь, в северной тайге, в мае месяце чуть ли не у себя над головой я слушал песню глухаря, который начал токовать еще с вечера. Ток шел всю ночь, он продолжался и утром, долгим тихим утром северной тайги, когда весеннее солнце еще не получило права подниматься над лесом так высоко, как в летнее время.
Глухарей было много. Их можно было сосчитать по песням и по тяжелому шуму редких стычек. У меня было время послушать токующих птиц, а попутно и подумать о законах жизни этих чуть ли не самых древних животных нашей страны.
Я много раз слышал, читал, убеждался и сам, что каждую новую весну находит и открывает ток старый, опытный глухарь. Это он первым начинает «чертить» крыльями мартовский снег. Он начинает ту самую игру, которую мы называем глухариной песней и на которую слетаются еще и еще глухари. И конечно, глухарки.
Глухарки были и сейчас на току, неподалеку от меня, за кустами, за порослью сосенок. Певцам надо было отличиться перед ними, показать себя, продемонстрировать ловкость, грацию, а то и силу. Глухарок много. Я слышу их подбадривающее квохтанье, но хорошо знаю: стоит прозвучать в тайге чужому, опасному звуку — и довольное квохтанье глухарок тут же сменится тревожным сигналом. Самцы увлечены, им теперь не до осторожности, и роль сторожей на току берут на себя самки-глухарки… Тревога, крик самки — и глухари прекращают ток, замирают, настораживаются, а то и срываются с места и летят прочь.
Выходило, что и здесь, на турнире, ей, глухарке, отводилась не такая уж второстепенная роль, если от ее внимания зависела жизнь самцов.
Но главный на турнире все-таки самец, петух — это его стихия, это он выбирает место для весенних игрищ…
А если заглянуть сейчас немного дальше… Ток скоро закончится. Самцы удалятся в крепкие, глухие места сменить перо, отдохнуть. А самки? Самки примут на себя заботу, ответственность за потомство. Самка скоро станет матерью, скоро устроит гнездо и выведет глухарят. Но куда улетит она устраивать гнездо?..
Она никуда далеко не улетит — она останется здесь, на краю мохового болота. Здесь, среди сухого кочкарника, бурелома, старых пней и упавших стволов так удобно прятаться глухарятам, здесь, около подгнивших стволов и старых пней, достаточно пищи для птенцов. А когда птенцы подрастут и смогут питаться ягодами, где еще отыщется так много черники, брусники, клюквы?
Это можно проверять каждый год: где был ток, там ищи осенью выводки глухарей, там сразу же после окончания тока будущие матери поделят между собой болото и прилегающие к нему участки леса, и каждая глухарка займет свой собственный «дом». И сюда весной снова прилетит старый глухарь-токовик, чтобы объявить об открытии весеннего праздника.
Нет, все-таки не он, токовик, выберет место, подходящее для песен и ритуальных танцев, — он прилетит туда, где лучше всего устроить гнездо, где удобно остаться с птенцами ей, глухарке. А не она ли, эта глухарка, и диктует по-своему место проведения турнира?..
Лед отошел от берегов, сжался на середине озера и открыл по заливам прошлогодние кочки. С открытой водой на озере появились кряковые утки. И теперь каждое утро в тишине далеко слышится голос селезня: «Жвяк-жвяк, жвяк-жвяк…» Селезень идет низко, красиво, облетает озеро с той стороны, где нахожусь сейчас я, уходит в дальний конец, возвращается обратно и снова зовет утку: «Жвяк-жвяк, жвяк-жвяк…»
И вот первый ответ на призывный крик самца, громкий, нетерпеливый сигнал-приглашение утки. По этому кряканью я и подсчитываю уток на озере: одна, вторая, третья и совсем далеко — четвертая.
Утки находятся друг от друга на почтительном расстоянии. Это расстояние между ними будет выдержано и в период гнездовья, и в период нелетных птенцов. Я подсчитываю голоса уток и уже сейчас, весной, знаю, что в этом году на озере появится три кряковых выводка, что утки уже поделили озеро на личные территории, возможно, уже присмотрели и кочки для гнезд и теперь готовы ответить влюбленному селезню.
Селезень резко сваливается на крыло и падает как раз туда, где только что отозвалась крякуша. Красиво отливает на солнце подвижная шейка самца, поблескивают перья — ухажер старается выполнить свой танец как можно лучше, чтобы понравиться самке.
Неутомимый танцор присмотрел для своего выступления сцену именно там, где уже была утка, где будет ее гнездо, где появятся на свет ее утята. Хозяйка турнира деликатно отвечает самцу, покачиваясь на воде с боку на бок, и даже позволяет увлечь себя в брачный полет. Утке сейчас можно и полетать и поиграть крыльями, но потом она вернется обратно, сюда, к облюбованному ей месту.
Летом селезня почти не увидишь на открытой воде озера, он, как и глухари после тока, забирается в густые заросли, отдыхает от весенних танцев и меняет свой праздничный наряд на будничную одежду. Все лето на озере хозяйкой остается только утка. И селезень уважает ее территорию, «дом» матери и утят, робко обходит стороной владения утиного семейства, от которого он отстранен до осени, до той поры, когда у утят вырастут крепкие крылья. А пока птенцы не летают, селезень отправляется на кормежку куда-нибудь подальше, чтобы не лишать утят пищи.
Волчица, утки, глухарки убедительно доказали, что они пока не собираются отказываться от ведущей роли, что должности матери-воспитателя, самки — разведчика и сторожа, руководителя отряда и хозяйки турнира их вполне устраивают.
