Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой
Он дернулся было бежать, но его массивная туша настолько глубоко погрузилась в воду, а ноги так увязли, что он свалился на бок и начал бешено барахтаться. Тут уж и носороги смекнули, что происходит что-то неладное, и через минуту вся троица (включая и восставшего из тины буйвола) отчаянно топоча скрылась за деревьями. И так происходило каждый раз. Носороги, будучи близорукими, компенсируют этот недостаток чрезвычайно острым слухом и хорошим обонянием. К тому же, вероятно из-за плохого зрения, они крайне подозрительны, хотя, по правде сказать, ума не приложу, какие враги могут быть у таких махин. Как бы там ни было, все мои попытки сняться в двойном портрете с носорогом терпели фиаско, и было похоже, что мы покинем Южную Африку без этого жизненно важного для нашего режиссера кадра.
Наступило предотъездное утро, и, несмотря на отчаянные мольбы всей съемочной группы, неумолимый Аластер решил в последний раз попытать счастья. В конечном счете, я думаю, нам повезло только потому, что было еще очень рано и мы застали «своего» носорога тепленьким, только-только из постели. Это был старый, очень крупный самец. Стараясь держаться против ветра, мы осторожно подбирались к нему. Не доезжая сорока футов, мы выключили мотор и стали шепотом обсуждать, что делать дальше, в то время как гигантская зверюга стояла на одном месте, подозрительно поводя ушами. Интуитивно он подозревал, что готовится какая-то пакость, но вот какая? Нам на руку играло еще и то обстоятельство, что на нем не сидело ни единой птички, иначе они непременно подняли бы гвалт и заставили бы нашего храбреца спасаться бегством.
— Ну, а теперь, — возбужденно зашептал Аластер, — тебе нужно выйти из машины, подойти к нему как можно ближе, повернуться к камере и сказать вступительное слово.
— Отлично придумано, — вяло похвалил я. — А ты что, тем временем будешь сидеть в машине?
— Я буду с тобой мысленно, — ответил Аластер.
Мне не оставалось ничего другого, как выйти из машины, припоминая все уловки, с помощью которых можно было бы обхитрить близорукого носорога. Пока я плелся к нему, он, казалось, рос на моих глазах, становясь все больше и больше. Я подбирался к нему осторожно, удерживая дыхание, стараясь не наступать на сухие веточки. Носорог наклонил свою огромную башку, глухо похрюкивал и поводил ушами, издавая при этом малоприятные звуки наподобие щелканья хлыста. Рог его казался не только раза в два больше Эйфелевой башни, но и гораздо острее. Не дойдя до зверя двадцати шагов, я остановился
— приблизиться к нему еще хоть на шаг было выше моих сил. Затем, глубоко вздохнув, решительно повернулся к носорогу спиной и с лучезарной улыбкой, стараясь поглубже запрятать страх, начал вступительное слово. Дойдя почти до середины речи, я услышал сзади жуткий скрип, унесший, вероятно, несколько лет моей жизни. В следующее мгновение я ожидал, что взлечу в воздух, поддетый острым, как ятаган, рогом. Наконец, не выдержав, бросил как бы невзначай взгляд через плечо и с неимоверным облегчением увидел, что носорог, развернувшись, направился в противоположную сторону, сердито пыхтя себе под нос. Я обернулся к камере и закончил выступление без малейшей дрожи в голосе. Но, оглядываясь назад, должен признаться, что две тысячи фунтов носорога за спиной — самое пренеприятное ощущение, пережитое мною в Южной Африке.
ФИЛЬМ ДЕВЯТЫЙ
Итак, из африканской саванны мы снова прилетели в весеннюю Англию. Ранняя весна в Англии — прелестное время года: бледно-голубое небо; берега рек украшены гирляндами сливочно-желтых первоцветов; леса окутаны у корней таинственной сизо-голубой дымкой колокольчиков; поляны, золотые от лютиков и калужниц; мягкий, чуть слышный шелест только что распустившейся листвы и ласковое, теплое солнце.
Но стоит только задумать об этом фильм, как куда что девается!
Нашу следующую программу мы решили посвятить английским прудам и рекам, где можно найти массу интересного, особенно весной, когда у многочисленных обитателей водной среды — от жаб и тритонов до выдр и поденок — начинается брачный сезон.
Но эта весна была из ряда вон выходящей — самая настоящая кинематографическая весна: со свинцовым небом, собачьим холодом, сопровождавшимся дождем, градом и слякотью; и наконец под занавес, когда мы думали, что природа выдала все, на что была способна, она обрушила на наши головы снегопад. Живописный пруд, очаровавший Джонатана полупрозрачной, янтарного цвета водой, напоминавшей цвет хереса, превратился в грязную, мутную лужу, в которой ничего нельзя было увидеть. Река Уай (также выбранная местом наших съемок), которая обычно весело журчала по каменистому ложу, прозрачная, будто расплавленное стекло, из-за взбаламученного ила и плывущих в ней обломков напоминала поток лавы, извергнутой из недр разбушевавшегося вулкана. Не удивительно, что все это производило на Джонатана удручающее впечатление. Стоило ему выглянуть в окно, как он разражался проклятиями. Мы метались между двумя съемочными площадками (расположенными, как водится, в противоположных концах страны) в надежде, что погода улучшится, но увы. Паула пребывала в отчаянии, потому что она как продюсер в первую очередь отвечала за настроение съемочной группы, но в столь антиклиматических условиях это оказалось ей не под силу. В довершение всего Паулу с Джонатаном угораздило влюбиться друг в друга, причем так сильно, что они вознамерились пожениться сразу же после окончания съемок. А пока Джонатан занимался тем, что проводил параллели между преобладавшим большую часть времени ненастьем и своим будущим браком — подходящая увертюра для счастливой семейной жизни. Это время было тяжким испытанием для всех нас.
— Послушай, милый, — подала разумную мысль Паула, — почему бы нам пока не отснять Ли в эпизоде на каноэ? Ведь для этих кадров безразлично, прозрачная вода или нет.
— Отличная идея, — обрадовалась Ли, жаждавшая приобщиться к водному слалому. — Давай попробуем, Джонатан, ну пожалуйста.
— Тебе определенно полегчает при виде моей жены, рискующей жизнью в страшных водоворотах, садист ты этакий, — съязвил я.
— Пожалуй, мы так и сделаем, — угрюмо согласился Джонатан, — начнем с каноэ.
Упаковав наше оборудование на берегу грязно-коричневого пруда, мы доставили его к реке Уай, которая клокотала среди черных скал. Темные, упругие водяные струи разбивались о камни, образуя облака пены; вокруг стоял неумолчный шум и грохот воды. Ли, взволнованная предстоящим дебютом, была наряжена в алый непромокаемый костюм и ярко-желтый пробковый шлем, который очень к ней шел. Затем ее втиснули в длинное, хрупкое на вид каноэ и спустили на реку в том месте, где течение было спокойным. Здесь она получила свой первый и единственный урок по технике управления каноэ. Но такова сила женского упрямства, что уже через полчаса она управляла лодкой почти так же (если не лучше), чем ее инструктор.
