Джеймс Кервуд - Быстрая Молния
Весь этот день Куаху дрожал и трясся под могучим напором паводка, но его потайные якоря глубоко под водой держали прочно. Мужчина то и дело выходил из своего укрытия и пытался приблизиться к овчарке. Трижды вместе с ним выходила и женщина, и один раз Светлячок позволила ей подойти так близко, что та могла почти коснуться ее. В голосе женщины не было подозрительной и коварной интонации, как у Гастона, который свои намерения держал от жены в секрете. Глаза ее светились мягко и ласково. Голос звучал приветливо и нежно. В жесте ее протянутых рук чувствовалось желание обнять, приласкать и подружиться с овчаркой. Но, несмотря на это, Светлячок постоянно оставалась вне предела ее досягаемости, предупреждаемая грозным рычанием Быстрой Молнии. Из-за этих заигрываний со стороны захватчиков их жилища они несколько раз вынуждены были отступать к недавно прибившейся к затору свежей куче плавника, которую удерживала за собой Пайсью. Гигантская кошка следила за ними с голодным вожделением, и Быстрая Молния всякий раз был начеку и готов к битве.
Снова наступила ночь. Она была темной и непроглядной, хоть дождь и прекратился. Пайсью соскользнула со своего сука, и ее когти с голодной яростью впились в дерево под мягкими подушечками лап. Широко раскрыв глаза, светящиеся зеленоватыми огоньками, Быстрая Молния тревожно наблюдал, выжидая и с опаской принюхиваясь к ночному воздуху. В пещерке из бревен спали лишь женщина и ребенок. Мужчина бодрствовал, положив ладонь на крепкую дубину, которую он подобрал себе среди многочисленных сучков и поленьев затора. Маленькая Жаннет что-то жалобно пробормотала во сне. Гастон понял. Голод и здесь начинал давать о себе знать. Мужчина высунул голову наружу и прислушался. Грохот потока заглушал все остальные звуки, но он заметил блеск пары зеленоватых глаз и услышал нечто, похожее на царапанье когтей по дереву. Это была Первая ночь на мертвых костях Куаху, когда плоть возжаждала плоти. Мужчина с дубиной в руках выбрался из-под бревенчатого укрытия. Через некоторое время он вернулся. А еще позже в углублении между двумя бревнами, служившем ей в качестве ложа, Светлячок тихо заскулила про себя; в ней стала неукротимо расти непреодолимая тоска по женщине, по ее ласковым глазам и мягкому, нежному голосу.
Ранним утром, когда тьма сгустилась и стала еще более плотной, чем ночью, овчарка осторожно приблизилась к деревянной пещерке. Лежавший в десяти футах мужчина расслышал стук ее когтей по настилу; он отложил дубину, вынул нож и замер, выжидая. Все ближе и ближе подходила овчарка, — и в десяти шагах за ней следовал Быстрая Молния, сверкая глазами, тихим тревожным ворчанием призывая ее к благоразумию. Минуты, пока Светлячок подходила ко входу в пещерку, показались мужчине часами. Овчарка просунула в отверстие голову, и он услышал, как она фыркает, принюхиваясь. Затем появились шея и туловище, — даже в темноте он понял, что собака наполовину вошла в пещерку. Мужчина оперся на руку и осторожно, дюйм за дюймом, подтянулся, занеся над головой нож. В следующее мгновение он рванулся вперед — быстро, как сама Пайсью, — и его пальцы вцепились в густую мягкую шерсть. Нож пронзил угольный мрак и впился в тело и кость. Отчаянный визг овчарки, полный испуга и боли, предшествовал яростному щелканью клыков Быстрой Молнии, метнувшегося в пещерку. Женщина с криком проснулась, а Гастон еще дважды вслепую ударил ножом. Но Светлячок убежала, оставив в его руке пригоршню золотисто-желтых волос. Нож попал ей в лопатку, прорезав мышцы, и струйка крови из раны отметила ее путь на самый дальний конец Куаху, куда она отбежала, сопровождаемая Быстрой Молнией.
Через несколько минут после этого Пайсью, гигантская кошка, двинулась по теплому кровавому следу; ее большое тело подергивалось, лапы шаг за шагом, крадучись, бесшумно передвигались сквозь мрак, пока наконец, обогнув комель древесного ствола, она не встретилась глазами с Быстрой Молнией. Первым прыгнул предводитель волчьих стай. Посреди затора, разыскивая тяжело раненную — как он надеялся — собаку, Гастон Руже услыхал шум и суматоху драки, перекрывавшие даже грохот потока. В сердце его появилась новая надежда. Раненая собака уползла прочь, а волк и рысь подрались из-за права ее прикончить — так рассудил он. Осторожно, держа дубину в руке, он приблизился к месту, откуда доносился шум битвы. Подойдя к катающемуся и рычащему клубку, он дважды в темноте ударил дубиной наугад. Глаза Пайсью, обладающие ночным зрением, первыми заметили его, и рысь одним прыжком метнулась через затор и скрылась во мраке. Третий удар задел плечо Быстрой Молнии, и он тоже исчез. Став на четвереньки, Гастон пустился на поиски. Пальцы его нащупали теплую кровь. Но овчарки, мертвой или раненой, здесь не было. Она вместе с Быстрой Молнией притаилась у самой воды на нижнем уровне затора.
Мужчина вернулся в пещерку, где его ждали перепуганные Жанна и маленькая Жаннет. Пайсью снова вышла из своей берлоги на плавучем дереве и жадно принюхивалась к кровавым следам, оставленным Светлячком. Глаза Быстрой Молнии, чьи бока были до крови изодраны острыми когтями рыси, ощупывали мрак, словно зеленоватые прожекторы. Инстинкт, более могущественный, чем голод, владел всеми его помыслами. Это было страстное, неотвратимое стремление зверя защитить свою подругу. Светлячок тихонько поскуливала от боли. Он осторожно касался ее носом, утешая и успокаивая ее, но тело его оставалось твердым как сталь. Прежде чем наступил рассвет, он несколько раз видел в отдалении среди белых стволов Куаху зловещий фосфорический блеск глаз Пайсью.
Этот день прошел спокойно. Гастон Руже знал, что, хотя дождь и прекратился, паводок будет бурлить еще много дней. Сердце его упало, когда он увидел, что Светлячок жива и лишь слегка хромает, перебираясь по бревнам затора рядом с Быстрой Молнией.
Теперь даже женщина не смела приблизиться к овчарке. Она ни на шаг не отступала от плеча Быстрой Молнии.
В больших черных глазах старшей Жанны затаился растущий ужас, маленькая Жаннет плакала и все чаще просила еды. Гастон обнимал их обеих и весело хохотал, чтобы поднять их настроение. Весь день он бесцельно бродил по затору, не выпуская дубины из рук. Наконец, к вечеру, его осенила гениальная идея, когда он заметил три или четыре места, где Пайсью входила и выходила из своей берлоги среди кучи плавника. Гастон рассказал жене об этой идее, и Жанна со вновь вспыхнувшей надеждой проворно распустила тяжелый узел длинных густых волос, каждая блестящая прядь которых была для него бесценна. Тем не менее Гастон отрезал от них достаточно, чтобы сплести три силка, более прочных, чем веревка или проволока: и до наступления сумерек следующей ночи он поставил эти три силка на Пайсью, гигантскую рысь.
