Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая
— Амун это, а не баня, — ворчит Юра, — спасибо я еще палатку сверху пару раз горячей водой окатил, чтобы пар держался, да и то...
На ужин Колька состряпал нам оленьи котлеты, по две штуки на человека, причем котлеты маленькие, как в столовой.
— Да ты что?! — вытаращил глаза Юра, когда Колька подал ему его порцию. — Обалдел?! Тебе в тайге мяса жалко?! Мужика в поле двумя такими котлетками накормить хочешь? Да были бы хоть котлеты как котлеты. А это что?..
— Мало тебе, так возьми мою порцию, — огрызается Колька, — четырех котлет, я надеюсь, тебе хватит?
— Ну, это ты мне брось! — строго говорит Кольке Саня. — Тебе дело говорят, а ты в бутылку лезешь. И нечего тут в позу становиться, не дома.
— Правильно, — подтвердил Юра, — тем более что мне, например, и четырех таких котлеток мало.
6 июля
Сегодня я один остался в лагере. Саня с Геной опять ушли в маршрут, а Юра с Колькой, взяв винтовки и рюкзаки, отправились за мясом вверх по Пауку. (Паук — так называется ручей, у впадения которого в Инынью стоит лагерь съемщиков. Если посмотреть на карту, этот ручей и вправду со всеми своими притоками и ответвлениями напоминает паука.) Евсеич сказал, что по долине Паука гуляют лось с лосихой.
Едва только наши ушли, как тотчас явился дед (думаю, что этот момент он выжидал специально), промямлил что-то для приличия, а потом напрямик спросил чарку. Я чарки ему не дал: спиртом у нас распоряжается Саня. Евсеич тяжко вздохнул и, глубоко расстроенный, ушел.
Саня с Геной вернулись часов около девяти, усталые, но очень довольные. Местные разрезы продолжают восхищать нашего начальника, каждый день преподнося новые замечательные сюрпризы.
— Нет, это что-то особенное, — возбужденно говорит Саня, блестя глазами, — это не разрез, это подарок ко дню рождения!.. И столько таких остракод!
— Фортуна нам долги возвращает, — хитро посмеивается Гена, — не все же ей от нас отворачиваться.
Поужинали, я вымыл посуду, послушали радио, сыграли в шахматы, а наших охотников все нет и нет. Вот уже и двенадцатый час ночи пошел, а от них ни слуху ни духу — даже и выстрелов мы не слыхали.
— Надо что-то делать, Саня, — беспокоюсь я, — у них же ни карты, ни компаса с собой. Не дай бог, заблудятся: с тайгой-то шутки плохи! Благо светло сейчас круглый день, а все-таки за них страшновато.
— Да не должны они заблудиться, — задумчиво говорит Саня, — из водораздела Паука они выходить не должны, мы договорились, а тут, кроме как в Инынью, никуда больше не выйдешь. Юрка старый таежник, мужик опытный, хотя, впрочем, и на старуху бывает проруха...
К концу первого часа ночи, взяв с собой ракетницу с парой десятков разноцветных ракет, мы с Геной пошли ребятам на выручку. Саня велел залезть нам на вершину самой высокой сопки и оттуда пускать ракеты вверх. Если наши охотники, не дай Бог, заблудились, они хотя бы засекут направление и выйдут в долину Иныньи. Ну а ежели до двух часов ночи не будет от них сигналов, пойдем в лагерь к Евсеичу, включим рацию (благо Гена умеет на ней работать) и дадим SOS. Только переправились мы с Геной через реку, смотрим: идут наши охотники. Рюкзак за спиной у Юры битком набит, да и Колька, похоже, тоже что-то тащит за спиной: видимо, добыли наконец мяса.
— Да нет, — говорит Юра, устало валясь на траву возле наших палаток, — никого мы не добыли. Это я у Евсеича в долг последнее мясо забрал. Ничего, отдадим свежаниной. Не все же нам у него на иждивении жить, добудем и мы когда-нибудь зверя. Будет и на нашей улице праздник!
Однако вернулись ребята не совсем с пустыми руками: у Кольки в рюкзаке лежали два здоровенных хариуса, убитых Юрой из мелкашки. Обеих рыбин я тут же замариновал: завтра утром приготовлю из них большой согудай[23].
7 июля
Как обычно, я проснулся первым. Воздух звенит от комаров. До чего же неохота вылезать из полога в кишащую комарами палатку.
Искупался в ледяной воде Иныньи. Хорошо, что у нас в отряде нет женщин — весь купальный костюм составляют одни только кеды (без кед купаться никак нельзя — в речке полно острых камней). Хмурый Колька слоняется по берегу в штормовке и накомарнике.
— Колька! — кричит ему Саня. — А ну, сейчас же раздевайся и лезь в воду! Ты что, умываться сегодня не собираешься?!
— Да-а-а, — канючит Колька, — а комары?!
— Ну и подумаешь, невидаль какая, комары! — сердится Саня. — Сядет на тебя десяток-другой, всего и делов, зато после купания знаешь как себя чувствовать будешь!
Не решаясь перечить Сане, старшему брату и начальнику, Колька нехотя раздевается и, содрогаясь от ледяной воды и комаров, лезет в Инынью.
Сегодня в маршрут с Саней и Геной иду еще и я: нашему начальнику нужно наколотить много образцов, и он на эту тяжелую физическую работу занарядил и меня.
И вот уже во всю мочь колотим мы камни на довольно крутой осыпи и вдруг слышим карабинный выстрел со стороны нашего лагеря. Странно, карабин в нашем отряде всего один, и он сейчас у меня за спиной. Выходит, стрелял Евсеич, кого, интересно? После небольшой паузы слышим еще три выстрела подряд.
— Должно быть, Евсеич медведя бьет, — говорю я. — Он плакался, что у него всего-навсего три десятка патронов осталось и что оленя он больше стрелять не будет. Ему медвежья желчь нужна и медвежье сало.
— Должно быть, так, — соглашается Саня. — Он уже вчера намекал мне. Я, дескать, на вас пять штук патронов израсходовал, оленя убить вам хотел. Я, правда, ему сказал, что у нас самих боезапаса кот наплакал... Но пять-то штук ему отдать придется, а то вони не оберешься.
И вдруг, к неописуемом нашему удивлению, на противоположном берегу реки видим мы грустного Евсеича, который бредет, неся в авоське за спиной здоровенного ленка, а в руке — карабин. При этом бредет он отнюдь не со стороны нашего лагеря, а как раз наоборот — от устья Паука.
— Здоровеньки булы! — кричит нам дед с той стороны Иныньи. — Все, кончил я навигацию к такой матери, и удочку об коленку изломал. Дерьмо это, а не тайга — рыбы мало, мяса мало...
— Побойся Бога, Евсеич, как же мало? — удивляется Гена. — Олени кругом непуганые ходят. Чего же тебе еще надо?
— Олени-то ходят, — машет рукой Евсеич, — да что в них, в оленях-то?! Нет, домой хочу, в Киев. Ну ее, эту тайгу, к такой матери! Все, последний раз езжу, отъездился...
— Евсеич, это ты стрелял из карабина? — строго спрашивает его Саня.
— Ну, я стрелял, я, — нехотя ответил дед.
— А нам показалось, что стреляли там. — Я махнул рукой в сторону нашего лагеря.
— Мало ли чего вам показалось, — устало сказал Евсеич и присел на камень, — в сопках точно не поймешь, откуда выстрел. Да еще и ветер сейчас крутит.
