Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой
Самым отрадным моментом съемок в пустыне стала для меня встреча с моей любимой птицей — калифорнийской бегающей кукушкой. С пугливым взглядом, нелепо торчащим косматым хохолком и бегом вприскочку, делающим ее похожей на долговязых стайеров, калифорнийская кукушка — одна из самых потешных и милых птичек. Нам удалось подглядеть и заснять довольно любопытную сцену, еще раз подтвердившую, что в столь многотрудной жизни в пустыне ничто не должно пропадать втуне. В гнезде находились три птенчика кукушки, один из которых был мертв. К нашему удивлению, подлетевшая к гнезду мать, ничуть не растерявшись, стала скармливать мертвого кукушонка одному из оставшихся в живых. Когда мы покидали наш наблюдательный пост, птенцу удалось проглотить голову и шею своего мертвого братца, в то время как тело все еще свисало у него из клюва. Такая процедура поглощения пищи, видимо, весьма в ходу у калифорнийской кукушки, так как она успешно охотится на змей, которые чересчур велики для одноразового употребления. Поэтому она проглатывает столько, сколько войдет, а остальная часть болтается снаружи. Когда ползмеи переварится, она доедает оставшуюся половину.
Это произошло в один из тех ужасных дней, когда съемки фильма превращаются в нечто непредсказуемое и неприятное для всех его участников. Стремясь показать пустыню как можно полнее, мы отсняли кактусовую, кустарниковую, каменистую пустыню и полупустыню. Неохваченным остался единственный вид пустынь, тот самый, который люди именуют собственно пустыней — тянущиеся на многие мили песчаные дюны. Аластер, произведя рекогносцировку местности, нашел подходящую съемочную площадку в пятидесяти милях от нашего лагеря. Здесь живописно обточенные дождем и ветром, повсюду, насколько хватал глаз, тянулись огромные, высотой в триста-четыреста футов, барханы. Более того, прямо через пустыню, делая возможным подъезд на автомашине, пролегала автомагистраль. Аластер так живописал свою находку, что знаменитые пустыни Внутренней Монголии, вкупе с Гоби и Сахарой, услышав столь щедро расточаемые ей похвалы, просто провалились бы сквозь землю. Итак, горя желанием переплюнуть Голливуд с его фильмом «Лоуренс Аравийский», мы встали засветло и понеслись навстречу заре — неясному золотистому свету с крошечными, обведенными алым и пурпурным, перистыми облаками.
Аластер ездил в Калифорнию на поиски дюн в какой-то из рабочих дней недели, и их молчаливая торжественность поразила его воображение. Мы же выбрались на съемку в воскресенье, и потому, проехав по пустыне несколько часов, обнаружили картину, прямо противоположную той, которую рисовал Аластер. Правда, кругом действительно были разбросаны живописные барханы; и тянулись они, насколько хватал глаз; и выглядели ничуть не хуже голливудских, так что каждый момент можно было ожидать появления на горизонте скачущего во весь опор верхом на лошади Рамона Наварро. Но на сей раз вместо героев голливудского вестерна перед нашим взором предстали около двух третей жителей штата, разъезжавших по пустыне на мотоциклах, причем вонь и грохот стояли такие, будто вы находились в аду. Их были несметные полчища; они скользили, подпрыгивали, ревели, визжали тормозами, начисто похоронив нашу идею о звуковой съемке. Было трудно услышать, что говорил сосед; более того, несколько мотоциклов кружилось в непосредственной близости от нас; на них восседали десятки полураздетых девиц, не оставлявших сомнений в роде их занятий. Мы скорбно двигались вперед в надежде найти менее обжитой уголок, но вся местность была запружена мотоциклами, жужжавшими, словно растревоженное осиное гнездо.
Вконец отчаявшийся Аластер предложил вернуться туда, куда мы приехали вначале (в место, показавшееся нам столь перенаселенным), и удовольствоваться немой съемкой. Сидевший за рулем Родни, для которого не существовало правил дорожного движения, сделал в середине магистрали разворот и поехал в обратную сторону. В считанные секунды (а может, это нам только показалось) огромный патрульный вертолет (начиненный полицейскими) доложил по рации патрульной машине с воющей сиреной о совершенном нами тягчайшем преступлении. Мы были перехвачены и остановлены.
Вручавший нам штрафной талон полицейский в темной форме выглядел очень грозно. Он был высок, словно Эверест, и, очевидно, превосходно владел не только оружием (наверняка попадавшем с расстояния в четыре тысячи футов в карточный туз), но и приемами бокса, каратэ и джиу-джитсу, а также при случае мог летать не хуже Супермена. Его подчеркнуто вежливые интонации и тихий голос еще более укрепили нас во мнении, что с ним лучше не связываться. Даже Аластер, никогда не проявлявший уважения к властям, и тот присмирел под напором мужества, исходившего от этого человека, который, казалось, в одиночку мог справиться с ЦРУ. Мы без возражений взяли протянутый нам талон.
Когда мы добрались до того места, откуда начинались барханы, Аластер обратил наше внимание на тот факт, что хотя с одной стороны дороги мотоциклов было не меньше, чем в других местах, зато с другой стороны они отсутствовали совсем. Следуя указаниям нашего режиссера, мы свернули с шоссе на лежавшую между холмами проселочную дорогу. Тут-то мы и поняли, почему на этой стороне не было мотоциклов. На самом отдаленном от магистрали участке пути наша машина провалилась по брюхо в песок и остановилась. Паула, Ли и я отправились пешком назад и, пройдя до шоссе две мили, а потом еще две до ближайшего гаража, нашли подходящий грузовик, который вытащил нашу машину из песка. Мы добрались до отеля лишь поздно вечером, усталые и злые — не только из-за того, что целый день был потрачен впустую, но еще и потому, что вынуждены были заплатить полицейскому управлению двадцать пять долларов.
К счастью, это был единственный неудачный день. Остальные съемки в пустыне прошли как нельзя лучше. Погода стояла превосходная — с раннего утра, с его изумительными зеленовато-розово-лиловыми облаками, постепенно тающими в ослепительном солнечном свете, окутывающем кактусы звенящим золотистым маревом, до позднего вечера, когда необъятное небо (в пустыне оно почему-то кажется во много раз выше) окрашивалось в багрец и пурпур такой дивной чистоты, что знаменитые закаты Тернера побледнели бы от зависти.
Одной из привлекательнейших особенностей нашего сериала была постоянная смена декораций. Только что вы утопали по колено в снегу, а в следующую минуту обливаетесь потом в тропическом лесу; или же, плывя на каноэ по реке в Англии, вы оказываетесь в другом каноэ, но уже плывущем вдоль кораллового рифа. Следуя этой традиции, мы распрощались с гигантскими кактусовыми джунглями Аризоны и устремились в холмистые саванны Южной Африки — в крупнейший заповедник с чудесным названием прямо по Райдеру Хаггарду — Умфолози.
