Мария Семенова - Непокобелимый Чейз
Хлоп! – журнал без каких-либо комментариев опустился на щенячий носишко. Азиатёнок озадаченно притих: дескать, что это было? И связано ли как-нибудь с его угрозами кошке? Решил проверить…
Хлоп!
Урушка потёр лапой нос и умильно посмотрел на меня. Больше на Ваську он не рычал ни единого раза.
А вот с Чейзом они всё-таки подрались, когда Урушке было месяцев шесть. Точнее, это была не драка, а вполне дружеский спарринг. Спортивно-учебный и невероятно красивый. Малыш вовсю уже перерастал «деда», но был далёк от каких-либо притязаний на лидерство и, вероятно, поэтому провёл весь бой сугубо в «партере»: елозил на спине и без особого результата пытался хватать Чейза за лапы. Тот весьма технично их убирал и, почти не давая к себе прикоснуться, сам цапал Урушку за любое место по выбору. Учись, мол, парень, чего доброго, пригодится!..
Всё действо, в том числе звуковое сопровождение, в точности напоминало обычную кобелиную схватку, только… в сугубо замедленной съёмке. Происходила же баталия непосредственно у меня под ногами. Жутко хрипели, разверзались и фехтовали две пасти, полные огромных зубов: одна – старчески жёлтых, другая – фарфорово-белых. И при этом оба кобеля не забывали коситься на меня, проверяя, одобряет ли Хозяйка. Я не возражала, только приглядывала, чтобы Урушка, заигравшись, как-нибудь не оскорбил старика и тот не всыпал ему уже по-настоящему.
Примерно тогда же, месяцев в шесть, Урушка впервые встал на мою защиту. В сумерках белой ночи мы шли с обеими собаками вдоль лесополосы, совершая обычный моцион перед сном, когда я заметила компанию молодёжи, двигавшуюся с электрички. Мы уже благополучно разминулись с подростками, и тут один из них с криком «Мария Васильевна!..» побежал меня догонять. Это был сын моего старинного друга, жившего в том же дачном посёлке, но Урушка ещё не успел с ним познакомиться. Услышав крик за спиной и шаги бегущего человека, малыш мгновенно развернулся и с утробным рыком бросился на перехват!
За ним с миллисекундным опозданием рванула и «тяжёлая артиллерия» – Чейз.
А следом, распластавшись в балетном прыжке, упорхнула и я.
Удержать двух здоровенных псов, кинувшихся в одном направлении, – задача физически невыполнимая. Их может остановить только команда, а её-то я отдать и не успела, всё произошло слишком внезапно.
По счастью, Чейз сразу узнал Олега, которого хорошо помнил. По примеру «деда» тотчас успокоился и Урушка. И уже вполне миролюбиво обнюхал протянутую ладонь, позволил себя погладить. Мы разговаривали, друзья Олега стояли поодаль… Время от времени Урушка поглядывал в их сторону и негромко, но внушительно рычал. Дескать, одного из вас я признал, но это не значит, что и остальным всё позволено! Смотрите там у меня, не балуйте!..
Однажды, играя во дворе, Урушка сшиб с ног моего отца. Отец – человек уже немолодой, вдобавок ходит на протезе, его легко уронить. Грунт у нас на даче мягкий, песчаный, он не ушибся, но, не без труда поднимаясь, строго выговорил сконфуженному кобельку:
– Ты, поросёнок, вообще-то смотри, куда прыгаешь!
После этого Урушка играл внешне совершенно как прежде: подлетал, наскакивал, тыкался носом, но… обращался с отцом как с хрустальной вазой. Он не толкнул его больше ни единого разу, какой бы азартной и увлекательной ни была игра. Я не знаю, все щенки такие умные? Или только маленькие азиатики? Или только некоторые маленькие азиатики?..
Естественно, я занималась с ним дрессировкой на послушание. Помните, конечно, с чего начинаются все статьи по дрессировке азиатов? Правильно: «имейте в виду, что у вас НЕ немецкая овчарка!» Предполагается, что каждый когда-то держал немецкую овчарку и в деталях представляет себе её поведение. Мне в этом плане не повезло. Немца у меня не было никогда, прежде Урушки я дрессировала только взрослого кобеля-полуротвейлера – Чейза. Наверное, в силу такой вот кинологической необразованности никаких подводных камней и неодолимых сложностей в обучении азиатёнка мне заметить не удалось. В возрасте семи месяцев Урушка прекрасно апортировал (наверное, он не знал, что его «вольнолюбивая» порода этим якобы из принципа не занимается), в любом порядке отрабатывал комплекс «сидеть – лежать – стоять», по первому слову подбегал на прогулке, отлично ходил рядом, в том числе чётко выполнял повороты на месте, а уж за тряпочной колбаской прыгал как бордер-колли, с горящими глазами, с разгону…
А потом его не стало.
В какой-то момент я заметила, что во время прогулок он стал менее энергичным. Он уже не бежал впереди, пытаясь заигрывать с Чейзом, а вяло шёл рядом со мной или вовсе тащился сзади, порываясь отстать. Грешным делом я даже подумала, уж не заговорила ли в нём пресловутая «азиатская лень». Но Урушка – большой любитель поесть – стал утрачивать аппетит. И однажды, виновато посмотрев на меня, вовсе отошёл от миски, не прикоснувшись к еде.
Конечно, в тот же день он был у врача.
Этого врача мне рекомендовали как исключительно компетентного специалиста. Среди питерских собачников о нём действительно ходят легенды. Но в тот раз он сделал ошибку, необъяснимую и трагическую. Он принял жестокий вирусный энтерит, пробивший прививку, за безобидное раздражение слизистых.
– Катар, – сказал он уверенно. – Небось щенок у вас деревяшки жевал?
Я кивнула. Урушка действительно постоянно грыз то шишки, то щепки, но мне-то казалось, что он всегда всё выплёвывал…
– Два-три дня на голодной диете – пройдёт без следа, – заверил меня врач.
Я обозвала Урушку симулянтом, погрузила в машину и повезла обратно домой. Говорят, у каждого врача есть своё маленькое персональное кладбище… Теоретически это можно понять: все человеки, все ошибаются. Но вот практически… Когда это кладбище пополняется холмиками с именами ваших близких и любимых существ…
Откройте, читатель, первую попавшуюся книгу из серии «если заболела ваша собака». Что там написано едва ли не в качестве основной заповеди? «Консультируйтесь у ОДНОГО специалиста и не бегайте по другим». Иначе неэтично получается. Не комильфо. Так вот, любезный читатель. Заклинаю вас всем, что свято: если жизнь за грехи поставит вас в такую же ситуацию, не повторяйте моей ошибки. При малейшей тени сомнения бейте во все колокола, плюйте на пресловутую этику отношений пациента с врачом и бегите не только к другому специалисту, но даже к третьему и четвёртому. Тогда, может быть, не испытаете того горя, которое выпало мне.
…Несколько суток я заваривала никому не нужные травы и делала Урушке уколы, помогавшие совсем от другого. Когда же стало ясно, что так называемое выздоровление шло, мягко говоря, не по плану и я, запаниковав, бросилась с малышом в город, – было поздно. Светофоры, которые я, отчаянно сигналя, пролетала на красный свет, уже не могли купить Урушке драгоценного времени.
Мой малыш умер на заднем сиденье «Нивы», когда я разворачивалась перед круглосуточной клиникой. Несколько раз со всхлипом вздохнул – и всё.
Молодой доктор, которому я позвонила с дороги, выбежал навстречу, вдвоём мы занесли Урушку в смотровую, доктор пытался делать какие-то реанимационные мероприятия… Всё напрасно. Сердечко так и не запустилось.
Незаметно и молча
Подкатилась беда…
И затих колокольчик,
Отзвенел навсегда.
Без упрёков и жалоб
Улетела душа.
Вот и всё. И не стало
Моего малыша.
На тропинках, которых
Ты уже не пройдёшь,
Слышен шёпот и шорох –
Начинается дождь.
По полям, где ты не был,
Я хожу и молчу.
Потускневшее небо
Для чего-то копчу.
Вслед за мной только ветер
Носит лап топоток.
Говорят, ты на свете
Не последний щенок.
Запищат в одночасье
Дети братьев, сестёр…
Опустевший матрасик
Поглощает костёр.
За клубящимся дымом
В ту страну впереди
Я приду, мой любимый.
Ты меня подожди…
Это был самый чёрный день в моей жизни…
Узнав о несчастье, мои друзья-кинологи бросили все дела и примчались на выручку. Когда они подъехали, я сидела на земле около «Нивы», подпирая спиной водительскую дверцу, за которой между сиденьями остывало тело моего малыша. Мы отвезли Урушку в центральную городскую ветстанцию, чтобы понять наконец, что же с ним произошло.
Вскрытие делали на следующий день, и я на нём не присутствовала. Не потому, что побоялась или не смогла выдержать тяжёлого зрелища. Просто на той же неделе Чейзу вычищали загноившуюся старинную шишку на спине, и я водила его к хирургу на перевязки.
Посещения ветстанции остались у меня в памяти серией не очень связных, но пронзительно ярких картин…
У дверей кабинета эвтаназии стоит семья, женщина и двое крепких мужчин. Женщина прижимает к себе пушистого кота и плачет не скрываясь, мужики отворачиваются и мрачно трут глаза кулаками.
– Что случилось-то?
Тихие слёзы переходят в рыдания.
– Пятнадцать лет котику, отказывается от еды, обследовали, а там восемьдесят процентов тканей разрушено, ничего сделать нельзя…
