Ольга Хлудова - Волны над нами
Вещи Николая и мои кеды, к величайшему удивлению, были целы. Исчез только узелок с завтраком. Виталия несколько раз накрывало с головой, и ему пришлось даже немного проплыть вдоль стеньг, прежде чем он опять выбрался на карниз. Мы продолжали путь: Николай с Виталием вдоль скал, а я в воде. В одном месте мои спутники прижались всем телом к скале, с опаской глядя наверх. Оттуда со стометровой высоты сыпались мельчайшие камешки.
Очень часто вслед за каменной крошкой падают камни, достаточно крупные для того, чтобы превратить в лепешку голову прохожего. К счастью, на этот раз все обошлось благополучно. Мои спутники продолжали путь, цепляясь за мокрые утесы и время от времени исчезая в набежавшей волне.
Идти становилось все труднее, но уже видна была бухта Ивана Разбойника.
Еще несколько падений, сдержанные проклятия, волны, мешающие выбраться на берег, скользкие валуны… и мы на берегу. Горячий сухой воздух пахнул в лицо. Раскаленная галька манила нас отогреться на ее россыпях.
Мы сильно озябли, но прежде всего надо было выяснить, какой урон нанесла вода нашим фотопринадлежностям. Не знаю, почему был так уверен Виталий в том, что вода не могла попасть в рюкзак. Там было полно воды. Все наше имущество было мокро до нитки. Нечем было даже вытереть камеру. Мы положили наш бедный «Зенит» в тень, на ветерок. Аппарат Виталия, заключенный в грелку, совершенно не пострадал.
Все вещи были разложены на горячих камнях, и бухта со стороны выглядела как настоящее пристанище потерпевших крушение. У каждого из нас были следы соприкосновений со скалами. Ссадины, порезы и синяки живописными узорами украшали наши тела. Особенно досталось моим бедным спутникам. Поплыв вдоль берега, я была уже в полной безопасности в этом отношении. А они проделали весь путь, оставляя на острых выступах камней лоскутки своей кожи. Мы лежали, прижимаясь к горячим камням, и наслаждались теплом и безопасностью.
Море расходилось всерьез, и об обратном пути вдоль береговых утесов, нельзя было и думать. Да мы и не думали. Перед нами был весь день, мы потратили на переход по карнизу всего час с небольшим. А кроме того, из бухты Ивана Разбойника был крутой, но вполне доступный (по словам Виталия и Николая) подъем вверх, к перевалу. Нас беспокоило другое. Страшно хотелось есть. Виталий выгреб из рюкзака пригоршни три-четыре кашеобразной серой массы с вкраплениями разного сора. Когда-то, давно, еще в начале нашего пути, эта масса была большим куском белого хлеба.
Мы лепили маленькие колобки и сушили их на горячих камнях, мечтая о пылающем костре. Сухого плавника было сколько угодно, но спички промокли. Сера соскальзывала с них розовой липкой пастой. Даже если они высохнут, мало вероятно, что мы сможем зажечь ими что-либо.
Папиросы в кармане брюк Николая превратились в кашу из мокрого табака и размокшей бумаги.
Мы терпели бедствие по всем правилам. Призрак голодной смерти уже склонял над нами свой костлявый лик, когда Виталий с радостным криком запустил руку в необъятную глубину бокового кармана рюкзака и вытащил оттуда маленькую плоскую баночку рыбных консервов. Этот мудрый предусмотрительный юноша положил ее туда еще несколько дней назад и начисто об этом забыл. Никогда еще не была так кстати небольшая рассеянность молодого ученого. Мы уничтожили консервы вместе с солоноватой хлебной кашей, и мир вновь засиял всеми цветами радуги.
Стало теплее; идти в воду было совершенно не обязательно: хотим — купаемся, хотим — лежим на берегу; солнышко печет, волны лезут к нам на берег, но спотыкаются о гальку и падают шипя. Галька рокочет, перекатываясь под их тяжестью. Вероятно, сейчас можно найти много красивых камешков. Но нам не хотелось вставать. Шум моря и ласковый южный ветер, гладивший нашу изодранную кожу, навевал сон. Только неугомонный Николай бродил у крутых скал, замыкавших бухту. Мы с Виталием следили за ним сонными глазами и лениво переговаривались.
Солнце было в зените, когда мы собрали высохшие вещи и начали взбираться по крутой осыпи, которая на тридцатиметровой высоте заканчивалась небольшой площадкой. Другая еще более крутая осыпь от площадки спускалась в Пуццолановую бухту. Это был как бы крошечный перевал, замкнутый между береговым обрывом и скалой Разбойник.
Щебёнка и глиняная пыль заструились из-под ног. С сухим щелканьем прыгали на гальку пляжа небольшие камни, увлеченные вниз шелестящими ручьями осыпей. Николай первый добрался до площадки и скрылся за ее краем, поросшим жидкими кустиками сухой травы. Его голова почти сейчас же опять появилась над нами. Он делал какие-то знаки и грозил пальцем, требуя тишины. Мы выползли, запыхавшись, на ровную, как стол, площадку, висящую над бухтами. Николай молча подвел нас к краю и показал вниз.
Прямо под нами начинался пляж Пуццолановой бухты, и на нем, блестя на солнце загорелой мокрой от пота спиной, работал раб сердоликов Степан. Геологическим молотком Степан методично взрывал галечные холмы, наваленные морем, перебрасывая их с места на место.
Глядя на одержимого каменным безумием, мы веселились от души. Виталий бросил в него камешком, и мы присели на землю, потом опять осторожно взглянули вниз. Степан продолжал ворочать камни. Новый камешек, брошенный Виталием, упал совсем рядом. Степан поднял голову и с опаской посмотрел на отвесные стены бухты. Для всех нас, проводивших много часов под крутыми откосами гор, упавший сверху камешек был сигналом тревоги. В следующий момент может начаться каменный град или, что еще страшнее, настоящий обвал, от которого единственное место спасения — под укрытием больших скал. Мы еще полюбовались на работягу и съехали к нему в туче пыли и камней.
Степан встретил нас не очень приветливо. Он вообще не отличался хорошим характером, а тут в нем еще кипели страсти, хорошо знакомые золотоискателям прошлого века. Он был сух и сдержан. Мы не стали навязывать ему свое общество и пошли в другой конец бухты.
Я шла у самой воды, внимательно глядя под ноги. Смоченные водой камни казались один красивее другого. Но я знала, что, высохнув, они, как сказочные дары нечистой силы, превратятся в скучную серую гальку. Не их я искала, идя по щиколотку в набегавших на берег пенных языках. И вдруг хорошо знакомый искателям камней толчок в сердце: я ринулась на прозрачный, как кусочек апельсинового желе, камень. Он был чуть больше ореха, удивительно чистых и радостных тонов. Луч солнца зажег в нем сияющее огненное сердце. Оно дрожало внутри камня, отбрасывая мне на ладонь оранжевые и алые переливы заката.
Мои спутники давно ушли вперед и скрылись за береговыми скалами. Размеренные удары молотка едва доносились издали, заглушённые шелестом гальки и шумом волн. Никто не видел, как я нашла сердолик. Я проявила редкостную выдержку, не сказав ни слова своим товарищам о находке. У меня была одна идея, которую очень хотелось воплотить в жизнь.
