Бернгард Гржимек - Дикое животное и человек
Почти две тысячи лет назад греко-римский географ Страбон уже описывал этих удивительных копытных под названием «сайга». Он писал, что питьевую воду они набирают «про запас» в свой напоминающий хобот огромный нос и по нескольку дней носят с собой. А. Баплан в 1660 году сообщал, что у сайги отсутствует переносица, что мешает ей управлять своим огромным свисающим носом, и поэтому она вынуждена пастись, пятясь задом. Надо сказать, что это и на самом деле какие-то весьма нескладные на вид существа — с громадным бесформенным носом, на тонких ножках, ростом с овцу. Они не производят столь элегантного впечатления, как антилопы Африки или Индии. Но в близком родстве с ними и не состоят. Среди жвачных сайга составляет отдельное подсемейство Saiginae, в которое входит один-единственный вид Saiga tatarica L.
В ледниковый период, когда еще существовали шерстистые носороги и длинношерстые мамонты, сайгаки паслись огромными стадами во всех степях Европы и Азии, от Англии через Германию и Россию, вплоть до Сибири и Аляски. Их кости и по сей день находят в Западной Европе. Но даже еще в XVI и XVII веках западная граница их ареала доходила до предгорий Карпат и Буга. Знаменитый исследователь и путешественник Паллас в 1773 году писал из киргизских степей, что численность сайги столь велика, что его казаки могут ловить их столько, сколько душе угодно. Другой ученый — Эверсманн — видёл их в 1850 году переплывающими нижнее течение реки Урал в «неимоверном количестве», вся степь между Волгой и Уралом была буквально ими усеяна.
Точно так же как в наше время носороги в Азии и Африке истребляются из-за суеверия китайских лекарей, которые воображают, что могут изготовлять из их рогов средство от импотенции, так же и сайгакам в прошлые века приходилось прощаться с жизнью из-за китайцев. Одни только бухарские и хивинские купцы с 1840 по 1850 год продали китайцам не менее 344 747 пар полупрозрачных, словно восковых, ребристых сайгачьих рогов. При этом мясо этих животных бросали. Охотились на сайгаков из укрытий возле-водопоев либо гнали верхом стадо в сторону цепи стрелков. Охотились на сайгаков с помощью борзых собак и ловчих соколов; зимой этих копытных выгоняли из тростниковых зарослей на гладкий лед озер, по которому они не в состоянии были двигаться, и забивали там дубинками.
Но всего этого было мало. Изобретательные люди возводили в степи длинные заборы, постепенно сходящиеся наподобие воронки. Расстояние между заборами с одного конца составляло примерно пять километров, а с другого оставался лишь узкий проход. Сайгаков загоняли туда тысячами, а то и десятками тысяч, а когда обезумевшие от страха животные начинали, давя друг друга, протискиваться сквозь узкий проход в конце «воронки», их там встречали заостренные колья, о которые они распарывали себе животы и грудные клетки. При таком необыкновенно жестоком «безружейном методе» охоты добывались тысячи сайгаков, но еще больше убегали искалеченными…
Вот таким образом антилопа-сайгак, пережившая, как вид, многие тысячелетия, начала быстро исчезать с лица земли, как только поближе познакомилась с человеком.
В суровую зиму 1828/29 года сайгаки полностью вымерли в степях между Волгой и Уралом. С тех самых пор стада «европейской сайги», обитавшей западнее Волги, в течение целых 100 лет не воссоединялись больше с азиатскими стадами. А к концу первой мировой войны сайгу уже причисляли к видам животных, не имеющих шансов выжить. Это была ближайшая кандидатура в список животных, которых человек за последние 200 лет заставил окончательно исчезнуть с нашей планеты. Под натиском хозяйственной деятельности человека с его плугами и сенокосилками, продвигавшейся все дальше с севера на юг — в степи и полупустыни, жизненное пространство этих диких копытных катастрофически уменьшалось. Лишь на самой крайней границе Европы, в Калмыкии, оставалось буквально несколько дюжин сайгаков, да еще кое-где в Азии, например на Устюрте, в долине Сары-Су, в общей сложности не более 1000 голов. Потерянный, вымирающий вид…,
И к счастью, в самый последний момент, как говорится, за пять минут до того, как окончательно опустится занавес, в 1919 году в РСФСР был издан запрет на отстрел антилопы-сайги, а вслед за ним в 1923 году такой же запрет вышел и в Казахской республике.
Вместе с тем русские зоологи начали пристально изучать жизнь этого вымирающего вида. Кто же были эти люди, спасшие сайгу от полного истребления и помогшие ей «восстать из пепла»? В первую очередь здесь следует назвать московского профессора А. Г. Банникова с целой группой сотрудников, а затем профессора А. А. Слудского из Алма-Аты.
И вот теперь они оба любезно согласились посвятить меня в замечательный гигантский эксперимент, показать мне, каким образом удалось добиться того, чтобы сайга к концу двадцатых годов начала медленно, но верно заселять вновь свои прежние угодья в Европе, а с тридцатых годов и в Казахстане.
Сначала пробовали установить, сколько и где осталось последних групп сайгаков, разъезжая по степи на машинах. Но затем поняли, что учет можно вести только с самолетов. Иногда наблюдение велось одновременно с восьми самолетов. Но поскольку наименьшая скорость у них составляла 125–150 километров в час (в отличие от значительно более «медленных» самолетов, которые мы использовали в Африке при учете стад диких копытных в Серенгети), да еще и потому, что рыжеватый цвет шерсти этих животных сливается с общим фоном степи, заметить сайгаков с воздуха оказалось тоже’ довольно трудным. Лучше получалось по вечерам — в это время бегущие антилопы отбрасывают длинные тени, по которым их можно обнаружить. С целью учета сайгаков самолеты налетали 40 тысяч километров — расстояние, равное экватору.
Помощники профессора Банникова пометили затем более 20 тысяч новорожденных сайгачат. Прежде всего исследователям предстояло выявить, зачем и куда кочуют стада сайгаков, точно так же как нам пришлось проделать это со стадами гну и зебр в Танзании. Ведь сайгаки вечно кочуют, они всегда в пути. Очень точно предчувствуя изменения погоды, могущие привести к засухе или сильным снегопадам, они стараются откочевать в другие районы. Если они пасутся, то продвигаются довольно медленно — три — шесть километров в час. Лишь мимо человеческих поселений они стараются проскочить побыстрее, увеличивая свой темп до 20 километров в час. И только зимой, в’ бескормицу, они в некоторых местностях решаются подходить довольно близко к домам. Но если погода начинает портиться всерьез, то есть при сильном снегопаде, грозящем полностью отрезать животных от кормных мест, то случается, что сайгачье стадо проделывает за двое суток 120, а то и все 200 километров к югу. В обычные же несуровые зимы с частыми оттепелями сайгаки бредут не спеша по талому снегу, отходя в периоды заморозков подальше к югу, где снежный покров редко превышает 10 сантиметров и где он на окаймляющих Каспийское море солончаках быстро тает. С началом же оттепели сайгачьи стада начинают снова потихоньку двигаться на север: там в это время больше корма.
