Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой
— Я нашел, — рявкнул он Пауле, — нашел!
— Что нашел, дорогой? — спросила Паула, подметив нездоровый блеск в его глазах.
— Полиэтиленовые мешки, — ликующе провозгласил Джонатан. — Ты должна отправиться в город и купить мне несколько больших, огромных, гигантских полиэтиленовых мешков.
— Конечно, дорогой, — мягко сказала Паула, — все, что ты хочешь, но зачем?
— Листья, — ответил Джонатан.
Мы все посмотрели на него. Поскольку пена на губах у него еще не показалась, мы решили все обратить в шутку.
— Какое отношение имеют листья к полиэтиленовым мешкам? — спросил я, ничуть не надеясь на разумный ответ, в чем, увы, не ошибся.
— Мы соберем листья в мешки и принесем их в гостиницу, — сказал Джонатан.
— А что мы будем там с ними делать? — спросила заинтригованная Ли.
— Высушим.
— Высушим?
— Ну конечно же, а потом достанем лестницу, заберемся на дерево и будем сыпать их вниз, — изрек Джонатан. — И я, наконец, сумею снять листопад.
Естественно, этот наполеоновский план неизбежно вызвал новый конфликт с многострадальным капитаном Проузом. Паулу командировали в ближайшую деревню, откуда она вернулась с четырьмя огромными траурно-черными полиэтиленовыми мешками. Подгоняемые вошедшим в раж Джонатаном, мы набили мешки сырыми листьями и возвратились в гостиницу «Брэмбл Хилл» с таким количеством потенциального перегноя, которого вполне хватило бы на нужды крупнейших ботанических садов мира. Мы сложили наши сокровища в вестибюле, и Джонатан отправился на поиски капитана Проуза. Когда они вернулись, он представил капитану четыре огромных мешка, которые благодаря своему содержимому напоминали прилетевших из космической бездны гнусных слизнеобразнььх тварей.
— Я хочу, чтобы вы мне помогли вот с этим, — просто сказал Джонатан.
Капитан с опаской осмотрел мешки.
— С этим? — после некоторого замешательства спросил он. — Вам нужна моя помощь?
— Да, — подтвердил Джонатан.
— А что это? — осведомился капитан.
— Листья, — ответил Джонатан.
— Листья? Что за листья? — растерялся капитан. Такого с ним еще не случалось.
— Осенние листья, — победно сообщил Джонатан. — Мы набрали их в лесу.
Капитан Проуз молчал. Ничто из его предыдущего опыта не подсказывало ему, как вести себя с постояльцем, неожиданно предложившим вниманию четыре доверху набитых осенними листьями полиэтиленовых мешка да еще требующим его помощи.
— Понятно, — промолвил он, облизнув губы. — И что же вы намереваетесь с ними делать?
— Сушить! — ответил Джонатан, пораженный тем, что капитан не может сам догадаться.
— Сушить? — удивился капитан. — Их?
— Ну да, они же мокрые, — объяснил Джонатан.
— Зачем же вам нужно их сушить? — помимо собственной воли заинтересовался капитан.
— Да ведь они не будут падать, пока мокрые, — ответил Джонатан, теряя терпение от бестолковости капитана.
— Но они уже упали, — уточнил капитан.
— Знаю, — окончательно вышел из себя Джонатан. — Поэтому-то они и намокли. А теперь их надо сушить.
К счастью, именно в этот момент вернулась Паула, которая отсутствовала из-за своих постоянных телефонных переговоров. Она мгновенно оценила ситуацию.
— Капитан Проуз, сейчас я все объясню. Уверена, что тогда вы сможете нам помочь, если это вообще возможно, — проговорила она, очаровательно улыбаясь и призвав на помощь все свое обаяние.
— О, я был бы чрезвычайно признателен…
Просто и доходчиво Паула поведала всю драматическую историю с листопадом. Когда мы только приехали в гостиницу, капитан Проуз был настолько любезен, что помимо наших номеров предоставил нам еще одну комнату, где мы могли обсуждать сценарий и размещать съемочную аппаратуру. Это была странная комната на втором этаже, больше всего напоминавшая оранжерею в викторианском стиле. И вот теперь Паула спросила разрешения заодно высушить в ней добрую половину леса. Капитан все же обладал чувством юмора и твердой хваткой хозяина, иначе он выставил бы нас из отеля в тот же момент. Он, напротив, отдал нам кипу старых номеров «Таймс», чтобы мы могли разложить на них наши драгоценные листья, а также солидную электрическую печь образца примерно 1935 года. Вскоре печь, словно могучая домна, уже выбрасывала мощные потоки тепла. Листья, разложенные на старых номерах «Тайме», заняли полкомнаты, и Джонатан, тихонько напевая, любовно перебирал их руками. Мы все собрались в дружеском кругу выпить по стаканчику виски и понаблюдать за ним.
— Это похоже на сценку из спектакля в сельском клубе, — промолвил Крис.
— Не находите? Например, «Дети в лесу».
— Вот уж нет, — принялся рассуждать я. — Харрис слишком стар для дитяти. Это скорее «Буря». Там есть спятивший старина Калибан, мечущийся в своем обиталище.
— Смейтесь, смейтесь, — холодно прервал наши разглагольствования Джонатан. — Посмотрим, что вы скажете, когда настоящие осенние листья дождем посыплются с деревьев.
Два дня спустя, когда листья высохли, мы благоговейно отнесли их назад в лес. Вместе с ними была торжественно доставлена лестница, которую под руководством Джонатана приставили к стволу могучего дуба.
Брайану, не занятому звукозаписью в этом эпизоде, было поручено подняться с мешком листьев по лестнице, забраться на ветви подальше от ствола и начать сыпать листья, имитируя матушку-природу, что он послушно исполнил.
— Разбрасывай их как можно более естественно, — то и дело взывал Джонатан.
— Как я могу разбрасывать их «естественно» из полиэтиленового мешка? — обиженно отзывался Брайан со своего ненадежного насеста.
— Рассыпай их, — поучал Джонатан, — а не швыряй кучами.
— Ох, и намучаетесь вы с этим делом, братцы, — заметил Саймон.
— Подумаешь, — сказал я. — Однажды Эрик фон Штрохейм во время съемок одного из своих фильмов (а дело было зимой, и деревья стояли голые) велел прикрепить к ветвям 35 тысяч цветков миндаля.
— Вот это да! Должно быть, влетело ему в копеечку? — спросил Саймон.
— Еще бы, — ответил я, — да еще какую. Кстати, благодаря этой лиственной эпопее, они с Харрисом и породнились.
— Серьезно? — заинтересовался Саймон.
— Вполне, ведь его настоящее имя — Харрис фон Штрохейм, но он его скрывает.
— Так вот почему Джонатан так зациклился на листьях? — спросил Саймон.
— Ну да, да только куда уж нам с нашим бюджетом до цветков миндаля, — ответил я.
Как я уже говорил, Джонатан пребывал в твердом убеждении, что лес не желает с ним сотрудничать: он умышленно растил грибы в тенистых местах, где не хватало света для съемок, он отказывался сбрасывать листья, в нем постоянно шел дождь, он покрывался туманом, в общем, был большим упрямцем. И наконец последним испытанием стал эпизод с галлами.
