Николай Коротеев - По ту сторону костра
— Сам.
— Не мал?
— На нарах человек двадцать разместятся. Жихарев хлопнул Назарыча культяпкой по плечу:
— Так это ж отель!
— Чего?
— Гостиница.
А когда вошли в избу, Жихарев еще больше удивился. Внутри древесина лиственниц была ошкурена и нежно светилась.
— Ну, Назарыч, не ожидал, — сказал Аким. — Культяпкой ручаюсь, быть тебе в должности паромщика. И гостиницу твою поможем содержать. Это точно. Если б ее тут не было, следовало выдумать. Поможем.
— Я ж не из-за этого…
— Знаю. И тем не менее…
Конечно, Аким знал, что по всей Сибири, и особо на Севере, то на половинке, то на четверти пути из одного места в другое стоят вот такие — а есть и много хуже — избы, и живут в них добровольные сторожа-блюстители. Такой должности не существует ни в одном штатном расписании. Исполняют ее старики, которым не под силу сделалась охота, но без людей, без дела жить они не могут и не хотят. Бескорыстное и страстное служение — потребность их души.
У Назарыча еще достало сил по бревнышку за лето собрать избу. Впрочем, не без добрых людей — редких проезжающих мимо умаявшихся шоферов. Он благодарил их отменной заваркой.
Трактористы уже отужинали и чаевали, когда в избу пришли Жихарев и двое бульдозеристов, промерзшие, с осунувшимися лицами. По тому, что парни не хотели раздеваться, пока не согреются, Назарыч догадался: люди они на Севере недавние. Но Аким тут, конечно, настоял на своем.
— Ты, двоюродный племяш, меня здесь слушайся, — похохатывал он, стаскивая с долговязого Лазарева полушубок. — Раздевайтесь до белья — тотчас тепло будет. И ты, Сашка, не отставай. А еще солдаты. Чего ж холод под одеждой хранить?
После четвертой кружки чая Жихарев оглядел парней, на которых под полушубками оказались только хлопчатобумажные солдатские гимнастерки, и спросил:
— Сдурели?
— Не заработали еще на одежду.
— Больше недели на дорогу не дам, — неожиданно жестко сказал Жихарев. — Как раз за это время настил на реке наморозим.
Парни в гимнастерках переглянулись, отерли пот со лба, утерли распаявшиеся в тепле носы.
— И не просите — больше не дам. Не загорать сюда приехали, — разгорячился Аким.
— Вот-вот, — закивал Сашка, такой же коротышка, как и Жихарев.
— Три дня — и дорога будет, — трубно высморкавшись, сказал Лазарев.
— Чего?! — не сдержался румяный тракторист в свитере крупной домашней вязки. — Не трави.
— Трофим сказал — три дня, — подтвердил Сашка Попов. — Значит, три.
Аким налил себе еще чаю в кружку:
— Послушай, паря, Север трепачей не любит. Ты хоть прикинул, сколько и какой земли передвинуть надо? Отутюжить. А? Однако, поди, нет, Лазарев. Это ж месячная норма.
— В армии норм нет, — сказал большеглазый Лазарев.
— Братва, — заторопился румяный тракторист, — отвечаем ящиком спирта — не вытянут солдаты.
— Ха! — воскликнул Сашка. — Ешьте сами. Нам без надобности.
— Горючее нам без надобности, а вот парой свитеров ответьте, — сказал Лазарев.
— Свитеры чепуха! — рассердился Аким. — Попову я свой из запаса дам, а для тебя, Лазарев, у ребят найдется. Кто ж к вам под полушубки заглядывал…
— Свитер найдется, — поддакнул тракторист-торопыга. — Только вы чем ответите, пехота?
— Горючим на праздники, — подмигнул Сашка. — Чтоб твоя морская душа распустилась, как масло на горячей сковородке.
Аким нахмурился:
— Не зарывайтесь, ребята. Здесь Север.
— Дядя Аким, и мы не в тропиках служили, в Забайкалье.
— Вещи разные… — протянул Жихарев.
— Будто мы не служили, — обиделся вдруг тракторист-торопыга, передавая Трофиму плотной вязки свитер подводника. — Флот — это, брат, флот, а не пехота.
— Я не об этом говорю, Филипп, — пожал плечами Лазарев. — А за свитер спасибо.
— Поглядим, как пойдет дело, — сказал Жихарев. — Теперь — спать.
На другой день трактористы рубили лес для стлани на льду. Река хотя и замерзла, но слабо. Естественный ледяной мост не выдержал бы многотонную махину уникального грохота. Лазарев и Попов трудились над выравниванием спуска словно одержимые. Назарыч носил им чай и разогретые консервы к бульдозерам, и ели они, не вылезая из кабин.
К полуночи треть спуска была отутюжена. Аким сам проверял дорогу и остался доволен. А в шесть утра бульдозеристы снова сели в кабины. Лазарев хотел побриться, но Жихарев запретил:
— Обморозишь лицо.
— Непривычно небритым. Чувствуешь себя плохо.
— Привыкай. Это Север.
— Ладно. Попробую, — пробурчал Лазарев. — Север, Север…
В полдень, когда начали укладывать стлань, Трофим неожиданно остановил бульдозер и спустился к Жихареву на реку. За ним — Сашка.
— Дядя Аким, — сказал Лазарев. — Почему вы бревнышко к бревнышку подгоняете?
— Чего тебе?
Трофим повторил вопрос.
— Испокон веков четырехнакатная стлань так делается, — недовольно ответил Жихарев. — Что еще?
— Если бревна укладывать по-другому, то и трехнакатная стлань выдержит.
— Точно, — поддержал друга Сашка.
— Занимайтесь своим делом, — раздраженно сказал Жихарев.
— Вы выслушайте, дядя Аким.
— Какой я тебе, к черту, дядя! А Сашка улыбнулся во весь рот:
— Соскучились мы по «гражданке», дядя Аким. А трехнакатную стлань нас капитан Чекрыгин научил класть. На маневрах это было. Ей-ей! Точно. Вот Трошка подтвердит.
Лазарев вытаращил растерянно глаза, но Сашку, видать, понесло:
— Мы за три дня такую стлань сделали — закачаешься. Она выдерживала пять бронетранспортеров сразу. И три танка еще. А эту игрушку запросто выдержит! — Попов мотнул головой в сторону грохота, высившегося на горбе берега.
— Ты дело говори, — чуток подобрел Жихарев. — Чего болтать-то! На рынке, что ли, товар расхваливаешь? Рекламу даешь? Цену набиваешь?
Смущенный Лазарев переминался с ноги на ногу. Назарычу показалось, что рассказ о сверхпрочной стлани, которую солдаты наводили под руководством капитана Чекрыгина, выдуман Сашкой на ходу. Но эти соображения Назарыч удержал при себе, да и хотелось узнать, как выкрутится Лазарев.
— По-моему, — начал Трофим, — надо поперечные бревна раздвигать в разные стороны. Одно наполовину вправо, другое — влево. Площадь их опоры на лед увеличится в полтора раза…
— Вот! Смотрите! — Сашка достал коробок спичек и, разровняв валенком снег, показал наглядно, что предлагал сделать Трофим.
— Потом, — продолжал Лазарев, взяв спички, — второй накат, продольный, укладывается вровень. Ну, а третий, как обычно, бревно к бревну.
