Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших
Но можно соболя приманить и едой. Вся его жизнь долгой сибирской зимой – активные поиски пищи. Он осторожен возле приманки, но тут нет подозрительности волка, который в любом предмете видит подвох со стороны человека. Соболь, активно преследуемый уже много столетий, все же не приобрел «генетического страха» перед людьми.
В голодное время соболи, предпочитающие жить постоянно на избранном месте, начинают в поисках пищи мигрировать, теряя при этом обычную осторожность. Известны случаи, когда зверьки обретались вблизи поселков, довольствуясь отбросами возле домов, смело пробегали по улицам, забирались даже в кладовки. В одной геологической партии собольки прибегали на сигнал, подаваемый поварами к обеду, и брали пищу почти что из рук.
Мне самому пришлось наблюдать соболя, готового отдать свою жизнь за свободу, – глаза горели отвагой, вынимавшему зверька из ловушки охотнику вцепился он в указательный палец, а через час в избушке с того же пальца, намазанного йодом, он слизывал сгущенку и казался совершенно ручным.
Собольки, пойманные молодыми, хорошо приручаются. Одного я наблюдал на Камчатке в доме своего друга. Он бегал по комнате, как кошка, забирался к хозяину на колени. Любимым занятием соболька было сидеть на подоконнике, наблюдать: что там на улице? Неплотно прикрытой форточки было довольно, чтобы соболь однажды в мгновение ока воспользовался шансом оказаться свободным. Мы погоревали, но утешились тем, что лес был рядом.
Лес соболя кормит щедро. У зверька нет узкой пищевой специализации. Он ловит мышей, бурундуков, птиц, успешно ловит рыбу в ручьях, в голодное время не брезгует падалью. Не по размерам сильный, он нападает на зайцев и даже на маленького сибирского оленька кабаргу. Едва ли не каждый охотник расскажет случай, как соболь путешествует по воздуху на глухарях. Подкараулив птицу на ночевке в снегу, маленький хищник острыми как иголки зубами впивается в глухариную шею. Обезумевшая птица летит со смертельной ношей куда попало. В Красноярском крае мне рассказали случай. В Каратузском совхозе, в птичнике, объявился наделавший переполоха охотник. Соболь? Но как попал в птичник – до края леса около десяти километров. Загадка разрешилась, когда в сугробе около птицефермы нашли глухариные перья и кости.
Кроме животного корма, соболь не брезгует и растительным. Особое место в его питании занимают кедровые орехи (соболь и держится главным образом там, где есть кедрачи), ест он и ягоды, насекомых. Но лакомством, так же как для куницы, является для него мед. На Алтае мне показали пчелиную борть, разграбленную соболями. «Зимою к борти зверьки протоптали тропы. Наедятся меда, и давай валяться в снегу – избавлялись от пчел и чистили шерстку». В неволе этот сластена всему другому предпочитает варенье, грызет и сахар, не отказывается от конфет.
Соболь приспособлен к сибирским морозам, но в самые сильные холода не охотится, отлеживается в снежных убежищах. Попав в ловушку, без движенья он замерзает. Почему-то не терпит зверек открытого солнца. Загнанный из подлеска и бурелома на дерево и от солнца не защищенный, он может свалиться вниз, как говорят охотники, «от обморока». Не терпит соболек дыма. Пожары в тайге знакомы животным, что называется, с сотворения мира. И ощущение этой опасности закреплено генетически – из дупел зверьков «выкуривают».
Добывая соболей сотни лет, промышленники не знали одной существенной тайны зверька. После февральского гона приплод у соболя появляется в апреле, и потому считалось, что беременность соболюшек длится полтора месяца. Оказалось, нет, беременность длится почти девять месяцев. Подлинный летний гон был от охотников скрыт. Не находили у добытых зимою самок и плода. Раскрыта тайна была не в тайге, в Московском зоопарке в 1929 году. Оказалось, развитие плода у забеременевшей летом самки не происходит. Зародыш «дремлет» до второго весеннего месяца и лишь при повторном («ложном») гоне начинает расти и созревает за полтора месяца. Это открытие, сделанное Петром Александровичем Мантейфелем, открыло глаза звероводам, и соболей в промышленных масштабах стали разводить на фермах.
Соболюшки являют на свет семь-восемь белесых щеняток (чаще всего четырех), шерстка которых прямо на глазах начинает темнеть, и через два-три часа уже виден типично соболиный окрас.
Можно сказать без натяжки, что соболь способствовал росту, расширенью Российского государства. Землепроходцев вослед Ермаку по Сибири двигали три пружины: любознательность (а что там дальше?), служба царю и соболь. Все хотели владеть драгоценными шкурками – сами землепроходцы, шедшие вслед за ними купцы и, конечно, царева казна в лице чиновного люда. Подобно тому как испанцы после Колумба в Южной Америке жаждали золота, в Сибири землепроходцев в первую голову интересовали соболя. Местное население немедленно «объясачивалось», то есть понуждалось выплачивать дань – ясак. И принимался он в первую очередь шкурками соболей.
Любопытно, что сами сибирские аборигены эти шкурки ценили невысоко. Гораздо более ценным считался мех выдры и рыси, соболями же подбивали лыжи. Но пришельцы требовали именно соболей. Таежники не только не спорили из-за того, но даже посмеивались над пришельцами. Исследователь Камчатки Степан Крашенинников свидетельствует: камчадалы считали, что русские ведут себя глупо, беря восемь соболей за нож, а за восемнадцать дают топор.
Русские, надо думать, тоже при этом смеялись, зная цену собольих шкурок. Освоенье Сибири началось с меховой лихорадки. Царская казна требовала соболей все больше и больше. Меха в торговле долгое время были главным валютным товаром, а традиционным подарком царя другому монарху были собольи шубы. Царь Федор Иоаннович, например, отправляя в 1585 году посольство в Вену, помимо разных других мехов, велел взять в запас сорок тысяч собольих шкурок.
Легко представить себе, как быстро убывали соболя по Сибири. Пик численности добытых шкурок приходится на XVII век – несколько сот тысяч в год. А потом добыча год от года стала снижаться – природа не поспевала за алчностью человека. И чем меньше поступало шкурок на рынок, тем дороже они становились. В 1900 году за шкурку соболя платили 225, а за особо ценные экземпляры – 400 – 600 рублей. Для понимания цифр уместно сказать: хорошее ружье в то время стоило 15 рублей. Добыть соболька стремились, не щадя сил. И стало ясно – зверю угрожает исчезновенье. В 1913 году на три сезона охоту на соболей запретили. И хотя контроль за добычей трудноосуществим, соболь все-таки получил передышку.
По-настоящему серьезные меры для спасения соболя были предприняты в 1935 году. На пять лет запретили охоту и торговлю соболиными шкурками. Было создано несколько заповедников, где охоту положили запретить навсегда и откуда соболей стали расселять в места, где они совершенно исчезли. Было поймано и благополучно переправлено в триста одиннадцать сибирских районов девятнадцать тысяч зверьков. И произошло чудо – соболь быстро восстановился. В 1941 году на него была возобновлена контролируемая охота. Сегодня это обычный сибирский зверек. Его численность стала такой же, какой была в XVII веке. Сильные мира сего и нынче дарят другим владыкам собольи шубы. Но общее настроение складывается в пользу четвероногих владельцев драгоценного меха. Кое-где возникают протесты против одежды, лишающей жизни диких животных. Это, возможно, крайность, но крайность благоприятная для выживания леопардов, рысей, куниц, росомах, соболей.
• Фото автора. 10 февраля 1995 г.
Монастырская сова и другие
Как вы думаете, что означает французское слово «шантеклер»? Мало кто угадает. В коротком переводе это значит петух. Правда, по-французски название птицы звучит как титул – певец утренней зари. А что значит петух? Петух – это певец – петел, по-украински – пивень. Помните у Шевченко: «Ще третi пiвнi не спiвали, нiхто нiгде не гомонiв…»
А что на том же украинском значит зозуля? Зозуля – это кукушка. Правда ведь интересно? У всех европейских народов кукушку называют по ее голосу. У немцев это «кукук», у французов – «куку», у испанцев – «куко», у итальянцев – «куколло», у чехов – «кукачка», у поляков – «кукулка». Везде угадывается характерный, знакомый каждому звук. Но вообще-то на человеческий язык птичьи крики переводить непросто. Русскому уху кажется, что домашняя утка крякает – «кря-кря!» Румыны те же звуки воспринимают иначе: «мак-мак!», датчанину кажется, что утка говорит «рап-рап!», и уж совсем неожиданно французское «куэн-куэн!». А попробуйте воспроизвести буквами крик дергача (коростеля) – непростая задачка. Но немцы ее решили: «крэкс-крэкс!». Коростель по-немецки так и зовется крэке. Что значит дергач – догадается каждый, но что означает другое название птицы – коростель, я не знаю. Чувствую древность слова. А что оно значит?
