Ян Линдблад - Мир Книги джунглей
Время шло, но ничего особенного не происходило. Я смотрел из засидки на пруд, занимавший все поле зрения, но не видел ни одного оленя, не говоря уже о леопардах.
А между тем леопард был рядом… Когда джип возвратился, оказалось, что зверь совершенно открыто лежал на песке позади моего тщательно замаскированного укрытия! Как будто не я подстерегал его, а он терпеливо ждал, когда же появится господин фотограф…
Впоследствии, когда мы с Фредриком занимались на Шри-Ланке киносъемками всерьез, выполняя взятые обязательства, я не устраивал засидок на земле. В других местах такой прием дает плоды — пусть даже скудные и не сразу, — а в Вильпатту леопарды и другие звери спокойно смотрят на медленно приближающуюся машину; надо только следить за признаками, которые указывают на начинающееся раздражение, и соблюдать надлежащую дистанцию.
Понятно, глядя на этих животных, недолго вообразить, что они «ручные, ленивые, вялые» — такие определения часто приходится слышать от несведущих людей, полагающих, будто дикие звери обязаны бесноваться, скалить зубы или царапать когтями землю, вроде описываемых Джимом Корбеттом тигров-подранков. Поверьте мне, четверть века наблюдавшему никем не пуганных «диких» зверей: они спокойны и флегматичны, покуда их не тревожат, — оттого и кажутся несведущему «ручными». На самом деле что «дикие», что «ручные» животные, выращены ли они в неволе или понемногу привыкли к тому, что человек не опасен, ведут куда более мирную жизнь, чем это представляется нам. Правда, чтобы звери приучились не бояться человека, должно смениться не одно поколение; ведь у животных, так же как и у людей, в формировании характера важную роль играет традиция.
Будем же надеяться, что старый, обветшалый взгляд на «дикость» животных постепенно изменится. По сей день, не говоря уже о прошлом, многим более всего по душе та дикость, которую неизбежно проявляют животные, когда на них смотрит дуло ружья. Нужно очень сильно напугать животное, чтобы оно выглядело таким, каким представляют себе дикого зверя широкие круги. Но такого стресса не смог бы долго выдержать ни один зверь!
Итак, леопарды Вильпатту свыклись с нами — двуногими прямоходящими. Однако из этого вовсе не следует, что все леопарды Шри-Ланки безопасны! В последнее мое посещение «Линдблад трэвел билдинг» в Нью-Йорке (мой однофамилец Ларс-Эрик возглавляет самое крупное в мире транспортное агентство для любителей природы) я разговорился с экзотически одетой молодой телефонисткой из Шри-Ланки. Речь зашла о леопардах, и она рассказала, что ее сестру сильно покалечил зверь, прыгнувший прямо в джип, где та сидела!
Но в Вильпатту, как уже говорилось, пока что обходилось без происшествий. Самый опасный зверь в национальном парке — и вообще на Шри-Ланке — медведь губач. За неделю до того, как мы с Фредриком приступили к съемкам в Вильпатту, в другом районе острова губач напал на человека, встал на задние лапы, обнял его передними и откусил ему щеку, прежде чем товарищи несчастного сумели отогнать зверя. Немало людей убито в разных концах Шри-Ланки губачами, особенно подранками. Поскольку медведи кормятся преимущественно муравьями и термитами, очевидно, их надо сильно испугать или раздразнить, чтобы вызвать нападение. Губачи неважно видят, их зрение приспособлено к копанию в земле, и естественно предположить, что от природы они весьма близоруки.
Моя первая встреча с губачом состоялась во время десятидневной экскурсии. Сидя в машине, которую вел Дракула, поздно вечером мы услышали сильный шум в кустах и остановились в ожидании, когда покажется виновник шума. Размерами губач немного уступает нашему бурому медведю, но весит он заметно меньше, ведь ему не нужен жир для тепла и зимовки, а этот экземпляр и вовсе был не из крупных. Выйдя на прогалину в каких-нибудь десяти метрах от нас, он настолько опешил при виде зрителей, что реагировал именно так, как чаще всего реагируют губачи, когда нервничают: с бешеным ревом двинулся прямо на нас. Дракула мгновенно включил зажигание и выжал газ, джип буквально сорвался с места, и мы на скорости удалились от строптивого кандидата в киноактеры.
В другой раз нам с Фредриком — с помощью зоркого Раннбанды — посчастливилось увидеть губача на дереве. Он лениво разлегся на широком суку. Стояла адская жара, и мне до сих пор невдомек, с какой стати наш приятель в черной шубе вздумал позировать на солнце в два часа дня. Возможно, наверху, где дул легкий ветерок, все же было прохладнее, чем на раскаленной земле. Ну а мы медленно подъехали к другому дереву и остановились под ним. Медведь, который, может быть, только что уплел пчелиную семью со всеми личинками, медом, воском и жалящими компонентами (блюдо, слегка превосходящее остротой местный рис с пряной подливой), явно не был склонен прерывать свой полуденный отдыхи продолжал лежать на суку. Я снял, как он засыпает, как просыпается, как почесывается длиннющими когтями и скребет ягодицы о шершавую кору. Тропический Винни Пух казался таким симпатичным, что не хотелось вспоминать описанное выше происшествие. Время от времени он сонно таращился на нас, сидящих в джипе, но тут же снова засыпал. Да и как не быть сонным, когда всю ночную смену, около пятнадцати часов, приходится ходить и откапывать миниатюрные деликатесы в виде термитов, чтобы насытить ими медвежий желудок.
Наконец пришла пора Винни Пуху, а вернее, Балу, как он зовется в «Книге джунглей», приступить к вечернему поиску съестного. Для начала он (это был крупный самец) избавился от порции наполовину переваренного термитника, потом хорошенько потерся кормой о сук, обнял ствол лапами и съехал вниз.
Прерывая сон, губач уже успел приглядеться к пассажирам джипа и удостоверился, что они не представляют собой ничего нового и ничего страшного. А потому он, к моему удивлению и радости, позволил нам не спеша следовать за ним к очередному кормопункту. Естественно, я продолжал снимать и в заключение записал вблизи звуки, говорящие о том, что Балу до и после того, как засунуть беловатый нос в вырытую мощными лапами яму, выдыхает большие порции теплого воздуха, чтобы затем короткими вдохами послать пахучие вещества на свой чрезвычайно чувствительный обонятельный центр. (Этот же способ мне довелось однажды наблюдать у моих ручных росомах. Собаки тоже им пользуются. Его преимущества несомненны; если мы с вами прибегнем к нему, лес и поле наполнятся обычно скрытой от нас информацией. Поднимите с тропы щепку и попытайтесь анализировать пахучие вещества, обнюхивая ее, как это обычно заведено у человека. Чаще всего такой прием ровным счетом ничего не даст. А теперь подышите на щепку теплым воздухом и сделайте короткие вдохи. Вы с удивлением обнаружите целый набор тонких запахов. Тут может быть запах нитей грибницы, уже укоренившихся в древесине, хотя она и не начинала гнить, а тренированное чутье обнаружит даже след барсука или, скажем, лисицы.)
