Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)
Пиппа не приходила в лагерь 7 и 8 декабря. Ничего особенного в этом не было, но ее шерсть стала удивительно шелковистой и держалась она так отчужденно, что я подумала, не появился ли у нее самец. Я взяла на заметку эту дату и, отсчитав 93 дня — срок беременности — отметила день 9 марта как возможный день рождения малышей.
Она по-прежнему ходила со мной в далекие прогулки, по-прежнему играла в прятки, покусывала мои руки или в шутку толкала меня лапами, но никогда нельзя было предвидеть, как она станет вести себя, вернувшись в лагерь: то она проходила мимо Таги не глядя, то злобно бросалась на нее, а иногда, наоборот, ласково обнюхивала ее и ложилась как можно ближе, прижимаясь к ней через сетку.
Однажды вечером навестить Тагу приехал отец Ботта вместе с компанией туристов. Все они стали восторгаться Пиппой, а та обратила внимание на маленькую четырехлетнюю девчурку и принялась толкать ее носом и ловить лапами ее ножки, явно показывая свое расположение к новой подруге. Девочке Пиппа тоже понравилась: они ни капельки не боялись друг друга и играли с большим удовольствием. Потом мы пошли в лагерь. И Таге полюбилась малышка, а та вела себя с ней так же доверчиво, как с Пиппой, не обращая внимания на беспокойство родителей. Этот случай лишний раз доказывает, что у человека нет никакого врожденного страха перед дикими животными — он появляется только после того, как ребенку внушат, что дикие звери опасны. Если внимательно расследовать все несчастные случаи, в которых замешаны так называемые опасные звери, очень часто оказывается, что человек сам раздразнил животное и тому просто пришлось защищаться. Отец Ботта был так доволен видом и поведением Таги, что предложил мне оставить ее у себя и потом выпустить на волю.
Позднее, под вечер, я видела великолепного темного гепарда и узнала в нем приятеля Пиппы. Он бежал в том же направлении, куда днем ушла она. Пиппа не приходила двое суток, потом забежала только поесть и опять исчезла. Когда я увидела след второго гепарда, ведущий в ту же сторону, я перестала сомневаться: Пиппа нашла себе пару.
Пока Пиппы не было в лагере, я могла отдавать все внимание Таге. Глаза маленького леопарда совсем освободились от голубой мути, но все еще сильно косили, так что казалось, что Тага не может их правильно сфокусировать. Чтобы исправить этот недостаток, я сделала бумажный мячик, обмотала его бечевкой и подвесила над ее ящиком. Тага увлеклась этой новой прыгучей игрушкой и, промахнувшись несколько раз, научилась доставать мячик, куда бы я его ни подвешивала. Кроме того, я соорудила небольшой полотняный мешочек, набитый бумагой, — она запускала в него когти и мотала из стороны в сторону; по-моему, это хорошее упражнение для сухожилий, втягивающих когти. Потом Тага сама обнаружила корзину для бумаг и так вдохновенно расправилась с ее содержимым, что весь мой лагерь, словно снегом, был засыпан бумажными обрывками. А как здорово было лазить по ящику с пивом, чтобы бутылки звенели! Единственное, что мне в Таге не нравилось, — это ее острые когти; я никак не могла научить ее прятать их во время игры. Я даже пробовала подпиливать их пилочкой для ногтей, но скоро бросила это занятие, потому что за один день у нее отрастали еще более острые когти. В конце концов пришлось просто носить с собой порошок стрептоцида, чтобы засыпать многочисленные царапины. А вообще Тага была совершенно неотразима; я очень любила заглядывать ей в глаза — они так часто искрились от смеха и радости; но зато, когда она злилась, эти глаза смотрели с убийственной жестокостью.
Я постоянно снимала с Таги клещей, которых она набирала в огромном количестве: меня это беспокоило, потому что клещи обычно в таком множестве нападают только на больных животных. Но Тага казалась вполне здоровой, если не считать неполадок с пищеварением и легкого недомогания, вызванного появлением зубов. Мне хотелось стимулировать деятельность ее кишечника, и я обнаружила, что она лучше освобождает его, если ее привести на место, где она уже оставила помет. Это напомнило мне привычки дикдика и носорога, которые по разным причинам тоже приходят на одно и то же место, пока куча помета не становится слишком высокой.
21 декабря Тага плохо ела, все время чесала челюсти, и я решила, что у нее режутся зубы. Тут приехал помощник Джорджа, которому приходилось выкармливать маленького леопарда, и он посоветовал мне начать давать ей мясной фарш. Мясо она съела с жадностью, и оно ей так понравилось, что вечером я дала ей еще одну порцию; всю ночь она проспала спокойно. Но на следующий день она была какая-то скучная, отказывалась от еды и только лизала грязь, В этот день ей исполнилось шесть недель и у нее прорезались последние коренные зубы. Я окунула палец в глюкозу и дала ей пососать, надеясь, что она захочет после этого пить и попьет молока. Но она только приоткрыла рот, вздохнула, но пить не стала. За последние два дня она сильно похудела, стала жалкой, но мне казалось, что все это из-за зубов. Я пыталась утешить ее, гладила и брала на руки, когда она выходила из своего убежища, а к ночи взяла к себе в постель. Она обхватила мою шею и крепко прижималась ко мне, когда я шевелилась, — а клещи и блохи тем временем расползались по мне во все стороны! Всю ночь она сосала мои пальцы, трогала мои веки и лизала лицо, негромко попискивая. Эти звуки были так непохожи на ее обычную болтовню, что я внезапно поняла: Тага серьезно больна.
Я ловила все ее движения, боясь, что они вот-вот затихнут, и молилась, чтобы она осталась жива. На рассвете, когда небо стало розоветь, возвратилась Пиппа. Она уселась рядом с нами и не сводила с нас глаз. Когда я встала, оставив Тагу под защитой противомоскитной сетки, Пиппа сбила меня с ног и убежала за реку. В это утро у Таги впервые подействовал желудок без слабительного. Я подумала, что это действие мяса, и попробовала скормить ей еще немного фарша, но от этого ей стало хуже. Тогда я решила отправиться в Меру, к ветеринару, который уже однажды вылечил Пиппу от бабезиоза. Я знала, что Тага привыкла к повару, и взяла его с собой, чтобы он держал ее на коленях, потому что мне надо было 80 миль вести машину по очень плохим дорогам. Но при каждом новом толчке бедная Тага пыталась вырваться и перебраться ко мне.
Наконец мы приехали в Меру. Было одиннадцать часов утра. Доктор взял мазок крови. Кровь не сворачивалась, а текла, как вода. Он определил анемию (десны у Таги были совсем бледные) и поставил диагноз: Babesia felis — кошачий бабезиоз, который убил Эльсу. Заметив мое отчаяние, он постарался уверить меня, что Тагу можно вылечить, потому что болезнь пока еще в первой стадии. Нужно было ждать результатов анализа крови, и я села с Тагой на газон возле лаборатории. Она так обессилела, что не могла стоять, и, совсем ослабев, лежала у меня на коленях, но следила за всеми движениями ветеринара. Он безуспешно пытался заставить ее проглотить раствор глюкозы, вливая его ей в рот из шприца. Я смерила ей температуру. Она была почти нормальная — 38,9 градуса. Ветеринар заверил меня, что сильное средство — фенамидин — обязательно исцелит Тагу, и пошел готовить инъекцию.
