Алексей Формозов - Формозов А.Н. Шесть дней в лесах
Приближался долгожданный час выступления в путь, и ровно в полдень на второй день праздников два пешехода, с ружьями и большими плотно набитыми мешками за спиной, спустились к перевозу на берегу Волги. Паром еще не работал, ожидая конца ледохода; на переправе действовали только лодочники. Одна лодка была почти полна пассажирами и собиралась отплывать. Мальчики быстро заняли свободные места. Рулевой встал, поплевал на руки и, навалившись на кормовое весло, оттолкнулся от берега. Гребцы дружно взмахнули веслами, нежно зажурчала вода, рассекаемая острым носом. Лодка, подхваченная течением, понеслась к далекому селу, лавируя среди множества изъеденных водою льдин, пригнанных течением к правому берегу. Мерно колыхаясь, сталкиваясь, звеня и шурша, они вереницами плыли туда, где суждено им растаять. Порою целые ледяные поля с отрезками зимних дорог, с ветками и еловыми лапами, еще недавно отмечавшими занесенный снегом путь, медленно проходили мимо лодки. Чайки с резкими криками вились над водой, вороны плыли по течению прихорашиваясь или важно расхаживая на льдинах бодрый говор и шум парили над рекой; веяло простором, пахло ветром, водой и смолой от костров, близ которых чинили лодки.
Речные чайки
Весла упруго гнулись при каждом взмахе, пузыри и пена струей бежали из - под кормы, берег быстро приближался, течение ослабевало. "Суши весла!" — скомандовал рулевой. Послышался легкий толчок - лодка остановилась, мальчики первыми выскочили на песок.
На радостях почти рысью пробежали они полосу лугов от берега до большого села, где на время приняли более степенный вид и пошли медленнее. Застенчивый Гриша, мало знакомый с деревенскими нравами, всегда чувствовал сильное смущение, когда дорога приводила его на улицу поселка. Иной раз он готов был сделать лишние два - три километра по грязной пашне или болоту, лишь бы стороной обойти деревню, не встречать незнакомых, но разговорчивых людей, не отвечать на их вопросы. И в то же время часто убеждался, что его нелюдимость - плохой спутник в дальних походах. С завистью наблюдал он за Севкой, легко сводившим дорожные знакомства, бросавшим ответные стрелы шуток в задиристых деревенских ребят, каким - то особым чутьем находившим радушных "дяденек" и "тетенек" в каждой встречной деревне.
Колокольный заливистый звон плыл над улицами этого села. Группы празднично одетых ребят играли в бабки и лапту, гонялись взапуски по просохшим проулкам. Большая толпа стояла на площади около качелей. Двое наших путников, с их ружьями и мешками, привлекали общее внимание. Задорные выкрики, прибаутки летели им вдогонку. Особенно доставалось Севке, высокую тощую фигуру которого огромные отцовские сапоги делали довольно смешной. Оба облегченно вздохнули, когда людные улицы остались позади, а пенье хороводов и скрип праздничных качелей сменились голосами десятков жаворонков, игравших над зеленым бархатом озимей. Город, окутанный дымом, исчез за рекой вместе с гимназиями, латынью, двойками и тройками... Чувство полной свободы, близость природы, разбуженной солнцем, смеющейся, звенящей песнями, дышащей ароматами проталин, разом заворожили, опьянили путников. С большим трудом они взяли себя в руки и торопливый шаг заменили мерной походкой, рассчитанной на много километров пути.
"Как хорошо - то, как хорошо!" — несколько раз повторил Севка, вдыхая глубоко всей грудью свежий, влажный воздух. Гриша троекратно крикнул "ура" высоко подкинув шапку в воздух. Он тоже был полон ощущением внезапного прилива сил, живительной бодрости, проникшей в каждую клеточку тела. В эти минуты даже тяжесть мешка и ружья, всего крепко прилаженного снаряжения казалась по - своему приятной; они неизбежно и прочно сливались с радостями дальнего охотничьего набега.
Южный ветер слабыми порывами налетал сзади, ласково касался шеи и рук. Вместе с ветром легкими порывами, теплыми волнами, то замирая, то усиливаясь, отовсюду доносились песни жаворонков. Казалось, сами светлые редкие облачка рассыпают этот прозрачный, переливчатый дождь. Тонкой серебристой дымкой колышется он над полями, вместе с солнечным светом льется на вязкие пашни, пары, узкую, змеистую ленту дороги. Замолкнет один, упадет камушком в смятую желтую жниву почти к самым Севкиным "сапогам скороходам" а на смену поднимаются новые два или три, с песнями еще более звонкими. Легкие трепещущие крылья просвечивают на солнце, блестят, как прозрачная слюда.
"В небе льются света волны... Вешних жаворонков пенья голубые бездны полны...[6]" — вдруг припомнилось Грише. "...Голубые бездны полны..." Как хорошо сказано! Он задумался, силясь восстановить в памяти начало стихотворения и ускользнувшее имя автора.
Извилистая, очень грязная дорога шла вначале полями, затем опускалась к кустарникам и болотам, чтобы вскоре подняться в старый бор, за которым лежала первая деревня. Севке осенью не раз приходилось бывать в этих местах; он взялся быть проводником. Друзья довольно быстро пересекли пашни и жнивы, но уже в кустарниках, где клубился теплый, душистый пар, были вынуждены то и дело останавливаться. Почти на каждом шагу встречалось что - нибудь интересное. Два крупных хищника, неподвижно распластав крылья, большими плавными кругами вились над болотистой низиной. По темной окраске, по мощным тупым крыльям и короткому хвосту Севка определил, что это большие подорлики. Птицы широкими кругами поднимались ввысь и растаяли в прозрачной сини неба, ни разу не взмахнув крыльями. Гриша так напряженно рассматривал орлов в бинокль, что на глазах у него показались слезы... Толстая медлительная жаба с буроватой спиной, неровной, как сморщенна сушеная груша, сидела у дороги и грелась на солнце, вопреки своим летним обычаям. Множество ящериц шуршало в листве едва просохшего кустарника; некоторые из них грелись на припеке, плотно прижавшись к теплой, шероховатой поверхности пней.
Свиристель
Чечетка
Десятки травяных лягушек вяло шевелились и урчали по - весеннему в мутных лужах на дороге. Местами их круглые головы были рассыпаны по воде, как множество крупных черных пуговиц. Звук шагов заставлял лягушек прятаться в воду, но уже через минуту своеобразный рокот хора начинался снова. Птицы щебетали и перекликались в кустарнике. Его оголенные ветви не скрывали пернатых от острого взгляда мальчиков, то и дело отбиравших друг у друга бинокль, чтобы полюбоваться то одной, то другой пичужкой. Стайка красивых хохлатых свиристелей надолго приковала внимание друзей. Пушистые, розовато - серые, доверчивые птички подпустили к себе на несколько шагов. На родине свиристелей, в тайге севера, люди так малочисленны и так мало вредят мелким птицам, что последние не считают человека за врага. Поэтому поразительной доверчивостью отличаются прилетающие к нам с севера щуры, чечетки, кедровки и другие. Свиристели только что до отвала наелись синих ягод можжевельника и теперь отдыхали и нежились на солнце, живописно рассыпавшись по ветвям. Дружная стайка чечеток украсила поникшие ветви березы и осыпала на землю, развеяла мелких крылатых семечек гораздо больше, чем сумела поесть.
