Леонид Кокоулин - Затески к дому своему
– Не заклинит горло-то у тебя? – забеспокоился Анисим.
– Не-е, – отдышался Гриша. – У меня горло луженое.
Анисим вспомнил: на лесосеке они «остывали» в ледяных ручьях, и никакая хворь не брала.
– А не бросить ли нам, сын, здесь якорь? Место – залюбуешься. И огляд хороший. И кедрач какой стоит, и вода вот. Чем не место? – вертел головой Анисим.
– Неплохое место, – согласился Гриша по-взрослому. – Поискать, так и не хуже можно встретить…
– Тут и зверь был, свежий след вот, – Анисим ощупал оттиск копыта, – горячий еще…
– Ну-у, – удивился Гриша. – А ружье не заряженное. А если бы застали зверя?
– Куда бы мы с мясом? Давай ружье, – протянул Анисим руку.
– Ты только, папань, смотри в оба. Ладно?!.
Анисим с Гришей обошли плотный, словно городьба, мелкий лиственничек, обогнули каменный выступ горы и вошли в ровный, как свечки, сосняк. Мох был до того светел и глубок, что тут же хотелось упасть в него лицом и лежать, раскинув руки. Но Анисим шел ровным, неспешным шагом, и Гриша поспевал за ним, не оглядываясь.
Тропа постепенно стиралась и теперь лишь угадывалась по приметам не столь очевидным. Чем ближе подбирались к перевалу, тем заметнее редел и срезался уступами лес. Все чаще попадались куреня разлапистого зеленого с голубым отливом стланика, а на самом хребте горы стланики лежали навзничь, обсыпанные мелкой смоляной шишкой.
– Ничего себе забрались! – восхитился Гриша.
– А как насчет перекусить? – Анисим обернулся и замер. Перед ними далеко внизу ослепительной голубизной сверкал Байкал. А до самой кромки воды черненым серебром стелилась тайга. – Вот где обиталище души человеческой, – засмотревшись, выдохнул Анисим. – Вот оно сотворение Господне…
– А учитель физкультуры нам говорил, что Бога нет, – с настойчивой робостью возразил Гриша. Он вспомнил, как учитель жег иконы и приговаривал: «Смотрите, и ничего мне за это. Был бы бог – наказал»…
– Бог и покарал твоего учителя – отнял у него разум, – возразил Анисим. – Вот и ходит он по домам, ищет душу свою.
Гриша верил отцу, его слова западали в сердце. Они стояли и молчали, и было так хорошо. А когда Гриша поднял глаза, на выступе скалы замер рогач.
– Папань, – прошептал Гриша, показывая на зверя.
Изюбр, подобрав ноги, тут же исчез в зарослях кедрача.
– Что же не стрелял? – упавшим голосом спросил Гриша.
Анисим опустился на валежину.
– Мне как-то и в голову не пришло.
– Зачем мы тогда тут?
Анисим пожевал хвоинку.
– Оглох я от стука, сын. Тишины душа просит, – виновато признался Анисим. Гриша и сам в отцовском цехе не знал, куда деться от бочкотарного грохота. Звук этот налетал со всех сторон, валился с потолка, грохот шел через руки, проникал в грудную клетку и там с треском рушил перегородки, отыскивая себе место. А не найдя, словно пузыри, лопался, истошно гудел в груди, переполняя ее и вытесняя все остальное.
Гриша и сейчас слышал, как еще живет в нем надрывающий силы звук.
Вот и отец выдавливает из себя глухоту.
– Ты чего, папань, как из-за реки кричишь? Я же рядом стою.
– И правда, тишину хочу перекричать. А вот что вспомнилось. Да ты садись, – похлопал он по валежине. – Мы с твоим прадедом, моим дедом Аверьяном, бывало, промышляем, а ему в ту пору уже много годов значилось и на ухо он тужел. Сидим иной раз у костра, я ему рассказываю – кричу, а он тихонечко возьмет и скажет: «Ты чего, Анисим?.. Я же и так слышу, внучек, – всегда хорошо в лесу слышу».
– В Сплавной, что ли?
– Да нет, Гриша, дома, в Сибири. На Сплавную мы тебя вот таким привезли, – показал Анисим. – С метр от земли.
– Расскажи, папань, чего никогда не рассказывал…
– Расскажу. Как не рассказать, жили-были… А теперь бы в самый раз поковырять в зубах, – взялся за мешок Анисим.
– Я давно хочу, да молчу, – признался Гриша.
Анисим достал из мешка по сухарику и спохватился:
– Без примочки-то какая еда?
– А я похрумкаю, – занес Гриша руку над сухарем.
– Бери, бери, – разрешил Анисим.
Гриша взял сухарь, подождал, пока отец навьючит мешок, и они пошли дальше.
Если по мху идти тяжело, то по каменной наброске еще хуже. Рваный камень не дает ступить, и так навывертываешь ноги, что к вечеру не знаешь, куда их деть.
Поднялись на каменную гриву, и здесь тайга как бы разламывалась, один склон убегал на юго-запад, другой опускался на северо-восток.
– Папань, булькает вода, слышишь? – Гриша опустился на колени, приложил ухо к замшелой плитке, потом сдвинул ее, пригнулся, послушал, и они двинулись к размашистому куреню стланика.
– Может, у того куста ручей, – предположил Анисим.
Вдруг из куста выскочили одна, другая, третья белка и, поставив фонтанчиками хвосты, ушли в камни. Вокруг валялись просверленные мелкие стланиковые шишки. Порхали крикливые и нахальные кедровки. Гриша продрался сквозь ветки, ручья не оказалось. Перед ним открылся пугающий своей бездонностью глубокий распадок. Гриша поглядел, определяя, в какой стороне их поселок, и увидел грибы, нанизанные на сучках.
– Папань, – позвал он, – ты только глянь, сколько грибов!
– Вижу, сын, – из зарослей откликнулся Анисим. – Можно и попользоваться беличьими запасами.
Анисим подошел к Грише, снял гриб, разломил и понюхал его.
– Похлебка будет отменная! – мечтательно сказал Анисим.
Гриша тоже сдернул с сухого сучка гриб и раскусил.
– Настоящий, папань.
– Белка ненастоящий заготавливать не станет. – Анисим снимал и укладывал в шапку грибы. Вдруг перед глазами Гриши словно чиркнули по стволу дерева спичкой, мелькнул красный хвост.
– Папань, давай ружье скорее! Шустрая такая белка, папань, красная…
– Огневка, – определил Анисим. – Значит, из сосновых лесов. – Не снимая ружья, Анисим походил вокруг дерева, зверька не увидел. – Так, говоришь, красная? – переспросил Анисим.
– Красная, папань, я такой отродясь не видел…
– По окраске зверька любой охотник скажет, в каком лесу он обитает.
– Разве бывает красный лес? – воззрился Гриша на отца. – Рябины краснеют и то, когда морозом ожгнет. Ну березы еще, и то не все.
– На Байкале есть красный лес. Особая порода сосны. Красивое дерево что снаружи, что изнутри, от комля до самой макушки ствол светится, словно солнцем облит. И сучьев на таком стволе нет, на самой макушке кисточка. И внутри дерево медово, а кора красная. Посмотришь – словно накалилась тайга. В таком лесу и живет белка-огневка.
Гриша повертел головой.
– Да не смотри, эта белка пришлая. В лиственничном лесу серебристый зверек обитает.
– Но тут же кедрач с лиственницами, – возразил Гриша. – Тогда какой здесь зверек?
