Ян Линдблад - Белый тапир и другие ручные животные
Во многих местах барсука и поныне истребляют так же ретиво, как и лису. А ведь барсук даже с человеческой — эгоистичной и близорукой — точки зрения совершенно безгрешное существо, он, можно сказать, платный жилец в «наших» угодьях. Конечно, барсук не оставит без внимания яйца, буде ему подвернется гнездо, но в целом он только приносит пользу человеку, а это, похоже, единственный фактор, оправдывающий в наших глазах существование большинства животных, которые вместе с нами населяют этот мир.
Пер Арвид Скуг много лет изучал в лабораториях Стокгольмского университета содержимое желудка барсуков и установил, что стол этого зверя преимущественно составляют дождевые черви и насекомые. Из поедаемых млекопитающих 86 процентов — мелкие грызуны, 10 процентов — бурозубки, 2 процента — кролики. С такими заслугами барсуку, право же, можно простить, если он невзначай забредет в курятник, и не убивать его, а делать загородки понадежнее. Стремление человека распоряжаться судьбами целых видов простейшим способом, с ружьем в руках, приводит, как всякий мог убедиться, к ужасающе неверным приговорам и казням. Единственно верным было бы вообще не прикасаться к чувствительному механизму, издревле обеспечивающему баланс в природе. И конечно же, не трогать курок ружья. Подобно тому как мы должны сдерживать страсти, управлять ими в общении друг с другом, необходимо подавить в себе мерзкую тягу к убийству животных. Меня страшно огорчает и озадачивает, до чего сильна эта тяга у многих, казалось бы, вполне здравомыслящих людей! Подводный охотник у Карибского рифа, не найдя достаточно крупной мишени, подстреливает рыбешку величиной с ладонь просто потому, что перед возвращением на лодку необходимо разрядить ружье. Хорош спорт, тем более когда цель находится сантиметрах в двадцати от зазубренной стрелы… Охотник в шведском лесу, не добыв желанного глухаря, убивает сыча-воробья, чтобы удостовериться, что еще не разучился стрелять… Миссионер, никогда не забывающий в своих проповедях упомянуть пятую заповедь — не убий! — учит сына, как целиться, чтобы не промазать по дятлу… Я поражаюсь, ужасаюсь, возмущаюсь! Да разве услышат тебя в мире, где хозяйничает больше трех миллиардов двуногих млекопитающих!
А как хотелось бы довести до их сознания… Но чтобы по-настоящему понять, глубоко ощутить, очевидно, каждый должен сам познать, что такое повседневная забота, скажем, о не желающем принимать корм крохотном, скулящем барсучонке, что значит бороться за слепой, неуверенный росток жизни.
Два барсучонка, полученные мной от того самого охотника, который пощадил лисят, решительно не хотели признавать бутылочку и предложенную мной чужеродную молочную смесь. Это тебе не прожорливые лисята! Скулят, еду выплевывают. Провозишься с ними несколько часов, а в итоге у тебя на одежде больше молока, чем в их животиках. Они признавали только маму-барсучиху, но она лежала где-то в лесу убитая, истерзанная собачьими зубами. С каким облегчением я вздохнул, когда малыши через несколько дней все-таки покорились своей участи и принялись сами сосать из бутылочки. Дальше все пошло как по маслу. Главная, если не единственная, мечта каждого барсука — валяться с туго набитым брюхом…
Между живой, сметливой лисой и замкнутым, приземленным барсуком поразительная разница. Многие из нас с одними людьми ладят, с другими — нет; точно так же у некоторых душа лежит только к одной породе собак, к одному виду животных. Меня интересует все живое, будь то люди или другие представители животного мира. И мне по сердцу барсуки с их своеобразным, трудно постижимым поведением. Именно то, что разобраться в движениях их души так непросто, привлекает и подзадоривает меня.
Я быстро убедился, что у барсука в отличие от лисы очень сильна потребность в контакте не только пока он сосет, а и гораздо позднее. Как и многие ночные животные, которые добывают корм на поверхности или под землей, барсуки близоруки. Когда барсучата подросли настолько, что могли трусить за мной вперевалку, они изо всех сил старались не отстать. Сяду на землю — тотчас прижимаются но мне, явно радуясь тому, что кончилось жуткое странствие в опасном, неведомом краю. Естественно, зрение выручало их только вблизи. Убегу от них на полсотни метров, потом возвращаюсь, описав круг, но не замыкаю его полностью, а они, бедняги, знай трусят по моему следу, уткнув нос в землю, минуют меня в нескольких метрах, повторят весь мой путь и облегченно усядутся мне на ноги, словно желая на некоторое время пресечь мои несуразные выходки.
Постепенно барсучата, как и всякие дети, становились все более самостоятельными. Но еще долго, чуть не до зимы, они были счастливы, когда я поднимал их за шиворот — килограммов десять-двенадцать в каждом! — и крепко обнимал. Да ведь и самому приятно обнять барсука, если он такой ручной, какими были мои питомцы. Лежит, весь размякнув, тяжеленной мягкой подушкой на «папиных» руках этакий толстячок и млеет от счастья. А впрочем, я заменял им не отца, а мать. Когда у барсучихи маленькие дети, папаше не дозволяется даже близко подходить. Злой спросонья да к тому же голодный барсук — не самый лучший сосед, когда самка кормит живые комочки, которые так и подмывает попробовать на зуб. Осведомленные люди говорят, что у барсучихи детеныши бывают только через год, и это, наверное, потому, что первое лето она не подпускает самца ни к детенышам, ни к себе. Спаривание происходит среди лета, потом зимняя спячка тормозит развитие плода, новый выводок является на свет уже в феврале — марте, вот и получается — раз в два года.
Барсучиха, что живет под полом избушки, пока вроде бы верна этому правилу, и в иные годы бывает не так-то просто выяснить, занята квартира или нет, настолько осторожно ведет себя мамаша. Могу сослаться на свидетелей: несколько лет назад в этой избушке гостил один английский орнитолог с семьей. Я еще до прибытия гостей убедился, что под теми самыми половицами, по которым затем две недели скакали и прыгали двое юных непосед, барсучиха растит свой выводок. Когда англичане собрались уезжать на родину, я спросил, видели они хоть раз «миссис Бэджер»[8] и ее детей. Нет, не видели. И мысли не допускали, что внизу была барсучья нора. Я и сам заколебался. Не иначе, ушла барсучиха вместе со своими малышами… А на другой день, прибыв самолично на хутор, убедился, что семейство на месте, никуда не делось! Просто «дети глухих ночей» ведут себя так тихо, что надо очень постараться, чтобы их обнаружить.
Как я уже говорил, для барсука смысл жизни заключается в том, чтобы поменьше суетиться и побольше отдыхать с набитым брюхом. В семье царит тишь да гладь, мать и дети целый день проводят в объятиях Морфея, просыпаясь, лишь когда малыши вспомнят про молочную кухню. Вечером распорядок другой. Мамаша, проснувшись, устанавливает, что аккумулятор в чреве основательно разрядился, а тут еще и всевозможные паразиты докучают. Блестящие глазки-пуговки изучают обстановку. Окошко в фундаменте уже не режет глаза ярким светом. Значит, пора выходить на добычу, наполнять пузо. Но сперва надо его опорожнить. Для этого есть особое место, однако не снаружи — снаружи будет слишком заметно, а барсучиха осторожна, осторожность прежде всего. Уборная находится в дальнем конце ее жилища, под северо-западным углом дома. Мягко, но решительно оторвавшись от скулящих детей, она быстро трусит между балками и справляет нужду в положенном месте. Теперь можно и на заправку. Через систему подземных ходов барсучиха рысцой направляется к выходу, под крыльцом останавливается и принюхивается. Убедившись, что вблизи нет ничего опасного, протискивает не очень-то стройное тело сквозь узкое отверстие и трусит вприпрыжку по своим делам.
