Юрий Куранов - Избранное
Андрей тоже глянул в окно и увидел на дороге девушку.
— Не стоит, а идет, — сказал он.
— Я не про девку, я про перевалу.
За логом, за починком и за лесом стояла туча. Она собиралась еще со вчерашнего вечера, но под утро почти растаяла. Теперь она стояла низкая, бесшумная и наливалась медленной льдистой мглой. Из леса из-под тучи шла дорогой к починку девушка с косынкой в руке.
— Долго что-то туча эта собирается, — сказал Андрей.
— Такая перевала только к завтрашнему вечеру загуляет, — сказала наставительно мать. — Вода-то в умывальнике есть?
— Вся уже, и в ведрах пусто.
— Пойди принеси. Может, девушка издалека. Завернет, так умоется. Да и есть погодим, а то нехорошо. Зайдет, а мы едим. Кто знает, может, стеснительная.
Андрей взял ведра и пошел на колодец. Девушка как раз подошла к росстани, что одним концом — в починок, а другим — на хутор. Девушка остановилась, как бы размышляя, но увидела Андрея и свернула к хутору. Она подошла и спросила:
— Вас много в доме?
— Двое, мать да я.
— Дайте мне напиться. — Девушка положила косынку на край колодезного сруба.
— А вы пойдемте в избу, там и напьетесь.
— Я сначала из ведра, а потом в избе попью, — засмеялась девушка.
Андрей стоял и смотрел, как она пьет, пьет с удовольствием, с легкостью. Он смотрел на нее как хозяин этой воды и тоже с удовольствием, зная, что вода колодца на всю округу самая вкусная и хвалит ее всякий прохожий. Девушка напилась, вытерла косынкой губы и посмотрела по сторонам.
— Туча какая идет, как снеговая.
— Да она уже давно стоит, — Андрей взял ведра. — Заходите, повечеряете с нами.
— Я с удовольствием, — сказала девушка, — мне как раз сюда и нужно. Добрый вечер, — поздоровалась она в избе.
— Доброму гостю, — ответила мать. — Садитесь с нами за столом. Посумеречничаем. Мы с работы, а вы с дороги.
Мать уже разлила окрошку на три тарелки.
Лицо у девушки было круглое, стянутое к подбородку, с зеленоватыми остро и узко посаженными глазами. Волосы светлые, подстрижены коротко, но густые и жесткие, и когда девушка склоняла или поворачивала голову, казалось, что в волосах пробегают искры. Она разговаривала, как бы разглядывая человека, и смотрела, чуть наклонив лицо, словно из-под руки при ярком солнце. Была на ней расстегнутая красная тонкой шерсти кофта с медными маленькими и ярко блестящими пуговицами, была на ней широкая складчатая юбка, раскатившаяся по коленям. Девушка сидела за столом прямо, будто ехала на коне.
— Так вы двое только и живете в этом доме? — спросила она после ужина.
— Двое, — сказала мать.
— Какой большой дом! Вот такой нам и нужно.
— Зачем он вам? — сказал Андрей.
— Нам на время. Мы партия. Тут изыскания у нас. Дорогу прокладывать новую через вас нужно, Нам всего на полмесяца.
— А много вас? — спросила мать.
— Восемь человек. Часть устроится у вас, а часть вон в той деревушке. Можно? — девушка указала на починок.
— Это можно, — сказала мать, — и здесь можно, и там. А когда вы встанете на квартиру-то?
— Я уже здесь, а остальные дня через три-четыре.
— Воля ваша. Как вам лучше, так лучше и нам, — сказала мать, усаживаясь возле стола с вязаньем, — избы не жалко. Да вон еще и поветь с пологами, А как вас зовут-то?
— Светлана.
Мать и Светлана остались разговаривать, Андрей же пошел присмотреть кое-что по хозяйству. Солнце уже село. Туча все стояла за логом и над лесом, совсем не думая двигаться, но, судя по всему, собиралась с духом. И Андрей взялся поливать капусту.
Андрей наклонил журавль, и бадья с грохотом пошла вниз. Удары отдавались объемисто и чем ниже, тем звучнее, будто там, в глубине земли, множество женщин торопливо колотили вальками белье, Андрей зачерпнул и почувствовал на себе взгляд. Он поднял глаза — на крыльце стояла Светлана, Андрей улыбнулся Светлане. Светлана улыбнулась Андрею. Сумерки еще не отяжелели, и были видны отсюда от колодца ее глаза. Глаза смотрели твердо и чуть посвечивали, словно покрытые изморозью. Андрей вылил воду в ведро.
— Зачем вы поливаете?
— Мать устала за день, вот я и поливаю. Да и поговорить ей с вами было интересно.
— Я не об этом. Ведь туча, дождь ночью будет.
— Этот дождь соберется дня через два, А то вообще тучу свалит за Ветлугу.
— А вам со мной не интересно было поговорить?
Андрей улыбнулся.
Светлана подошла к колодцу.
— Опустите меня в колодец, — попросила она.
— Зачем? — усмехнулся Андрей.
— Я где-то читала, что в колодцах живут маленькие человечки. Днем они боятся, а к ночи вылазят. Я хочу на них посмотреть.
— А если бадья сорвется?
— Не сорвется, у вас здесь все такое крепкое, ладное.
— Не стоит, — сказал Андрей.
Светлана сбросила тапочки, вскочила на сруб и схватилась руками за висячий шест журавля.
— Держите, — крикнула она, — Андрей! А то утону.
И она встала босыми ногами в бадью и пошла вниз. Андрей перегнулся в колодец и обеими руками вцепился в шест. Его потянуло вниз. Он отпустил шест и перехватился, еще перехватился и почувствовал, что бадья встала на воду.
— А теперь я вам принесу веревку. А вы посидите пока в воде, — спокойно сказал он в колодец.
— Я сама по шесту вылезу, — гулко сказала Светлана, — тут никого нет.
— Ну так выбирайтесь.
— Я еще посижу здесь. Здесь хорошо.
— Выбирайтесь. У меня дела, а я шест держу как приговоренный.
— А мне-то что? — сказала Светлана, подумала и согласилась: — Ладно, здесь холодно.
Она обхватила шест руками и коленями и полезла вверх и легко выбралась из колодца. Она села на край сруба. Посмотрела за починок.
— Какая туча! — сказала она. — Неужели еще два дня ей стоять? Неторопливое здесь у вас все какое-то.
Андрей взял в руки шест и опустил бадью в колодец.
— Неужели стороной пройдет? — сказала Светлана.
— У нас такие тучи потому и называют перевалами. Ветлуга ее не пускает.
— Ну ладно. Вам работать, а мне спать, — сказала Светлана и пошла в избу.
Андрей поставил пустые ведра среди двора, сел на козлы под поленницей и закурил. На дворе стояли влажные сумерки, подсвеченные зарей, которая в эту пору лета не гаснет до утра. В эти ночи за баней бьет соловей. И голос его одинокий отдается в звучных далях ночи, как в пустом, заброшенном амбаре. Где-то ходят кустарником кони, жуют, порой разбегаются от внезапного шороха, когда кажется, что кто-то крадется опушкой и звенит на ходу уздечкой. Но стоит соловью подать голос, кони замирают и подолгу глядят на теплую низкую звезду поверх кустов. Туча к полночи оживает. Она собирается двинуться и глухо озаряется багровыми вспышками. Все начинает томиться, соловей смолкает, под пологами и крышами становится душно, только гуще и пронзительней налетают комары, и над самой землей низко и холодно выходит из колодца железноватый запах воды.
