Дорин Тови - Появление Сесса
Мы кивнули на пару бычьих рогов над входом в гостиную под темной дубовой балкой. Рога техасского лонгхорна, быка мясной породы, и мы купили их уже вделанными в доску — размахом почти в ярд и очень внушительные. Чарльз сам их выбрал и забрал с собой в самолет, обмотав носками концы для сохранности. Остальное пришлось оставить без защиты, слишком уж велики они были и, конечно, привлекли всеобщее внимание. Зуб по пути туда, пара рогов на обратном пути — Чарльз всегда вносил в наши путешествия нечто неповторимо свое.
— Они техасского лонгхорна, — завопили мы теперь, так как слуховой аппарат тетушки Этель, по обыкновению, барахлил. — Такие быки. Мясной скот. Мы купили их в Монтане.
Тетушка Этель одобрила рога, хотя, очевидно, не разобрала ни единого нашего слова.
— Тот из вас, кто их добыл, — заявила она с гордостью, — стреляет очень метко.
Вот так, вернувшись в привычную колею, мы ожидали Рождества. Чарльз возился со своими плодовыми деревьями, я ездила верхом, писала, занималась домашней работой, а во второй половине дня водила кошек в лес гулять.
Они не пользовались такой свободой, как прежде Соломон и Шеба. Слишком много людей вокруг обзавелись собаками. И гораздо больше горожан приезжали погулять в лесу, и кто-нибудь из них мог позариться на беспризорную сиамскую кошку. А потому мы выпускали их побегать перед завтраком и, если через полчаса они не возвращались сами, начинали их звать. Шебалу обычно возвращалась задолго до истечения этого срока, но Сили иногда забредал довольно далеко. То вверх по лесной тропе в поисках мышей или же через наш лес к дому миссис Перси, чтобы с надеждой расположиться возле птичьей кормушки, где был виден птицам на мили и мили вокруг.
Если миссис Перси его видела, то звонила нам. Она знала, что нам не нравится, когда он уходит от дома даже на такое расстояние, и опасалась, как не уставала повторять, что он может уйти еще дальше и кто-нибудь, кому неизвестно, что он наш, заберет его себе… И я взбиралась по склону и уносила его домой, посадив на плечо и надеясь, что меня никто не увидит. И почему я так беспокоюсь: ведь соседские кошки бродят, где хотят, и днем и ночью, оставаясь целыми и невредимыми? Так они же не сиамские, оправдывалась я мысленно. Не ценные, не обаятельные и — помимо этого — не наделенные удивительным талантом вляпываться во всякие неприятности.
В довольно редких случаях, когда он отсутствовал больше часа и миссис Перси в ответ на мой звонок сообщала, что его возле кормушки нет, я принималась бегать по тропкам, выкликая: «Сили-уили-уили!» — и барабаня ложкой по его миске. Когда я мелькала мимо, соседи спрашивали: опять этот большой темный? И обещали тут же сообщить мне, если увидят его. Не сомневаюсь, что они постукивали себя по лбу и обменивались многозначительными взглядами, едва я скрывалась из виду. На их месте я бы обязательно постучала. Но я знаю сиамов. И изнывала от тревоги до той минуты, когда, обычно повалившись на колени, в энный раз докрикивалась до коттеджа, и Чарльз, несший дозор у подошвы холма, кричал в ответ: «Вернулся!» И действительно, Сили как ни в чем не бывало восседал на дорожке. Куда Я Запропастилась? Он ждет меня Целую Вечность, говорил его недоумевающий вид. Зачем, собственно, я бегала и вопила? Неужели я не понимаю, что он хочет Позавтракать?
Исчезал он не так уж часто, но всякий раз происходило одно и то же. Я впадала в панику при мысли, что с ним приключилась беда. Хотя, обегая его любимые уголки, и твердила себе не глупить. «Ты же знаешь, он всегда возвращается», — думала я. Как и Соломон, наш первый скиталец. Сколько раз я металась по этим тропкам и думала, что Соломон пропал навсегда.
Вернувшись к завтраку, они уже не покидали дома. Летом по холмам ползали гадюки — одна укусила Сили на пастбище Аннабели, когда он был еще котенком. Всюду кишат чужие люди, владельцы собак, гадюки — ради их же безопасности мы не выпускали их гулять. Но ближе к вечеру, сидя за пишущей машинкой, я обнаруживала, что явилась депутация. На освещенном солнцем подоконнике или на своем кресле, если дело было зимой, они, сидя бок о бок, смотрели на меня. Пора погулять, сообщали они мне. Пока Чарльз не потребовал чая.
И я безропотно сопровождала их, вооружившись клюшкой для гольфа, чтобы защитить их в случае необходимости. Так далеко, как с Соломоном и Шебой, я с ними не ходила. Теперь собаки словно взяли обыкновение появляться неизвестно откуда, а на открытых тропках кошки оказывались в уязвимом положении. И потому я либо сидела с ними на склоне за коттеджем, либо шла с ними в лес.
Сначала в сосняк, где они следовали за мной, как собаки. Шебалу шла за мной по пятам, точно паж доброго короля Венцеслава в рождественской песне, а Сили держался поодаль, демонстрируя свою независимость, однако никогда не терял меня из виду. Стоило мне сесть, как Шебалу мигом оказывалась у меня на коленях — ей не нравилось наступать на сосновые иглы. Я оглядывалась — и, конечно, Сили тоже сидел неподалеку, — выпрямившись, всем своим видом показывая, что он Могучий Кот и к нам никакого отношения не имеет, — но сразу же устремлялся за нами, едва мы вставали и следовали дальше.
Шагов через двести начиналась буковая роща, и довольно скоро я начала ходить с ними туда. Там было гораздо светлее, зимой даже слабое солнце нагревало воздух под деревьями, а кошкам нравилось гоняться друг за другом, взметывая сухие листья. Вверх по стволам, вниз по стволам, бросались в атаку, точно африканские слоны в миниатюре. Делали вид, будто не слышали, как я их зову, затем нагоняли меня и старались лизнуть. А потом торжественной процессией мы возвращались домой, чтобы провести вечер у камина. А я думала, как этот лес похож на канадский. Не хватало только парочки-другой медведей или лося. Но тогда кошкам было бы опасно гулять там. А здесь, твердила я себе, здесь им ничто не угрожает.
К Рождеству после долгих лет сопротивления мы наконец-то приобрели телевизор. Конечно, вопрос заключался в том, чтобы найти время смотреть программы. У нас было столько всяких дел! Мы любили приглашать друзей поболтать у камина и любили читать. По вечерам Чарльз писал свои картины, и это было единственное время, когда мне удавалось сесть за рояль. Но мы решили, что телевизор нам нужен — для последних известий и передач о природе. Ну и после нашего путешествия мне захотелось время от времени смотреть ковбойские фильмы — огромные стада, всадники, вылетающие в клубах пыли из ворот ранчо… А между ними я ностальгически видела себя с Чарльзом верхом на Шебе и Бизе.
Ну, мы обзавелись телевизором, включили его… в первый раз, когда сели пить чай у камина, и кошки примостились на коленях у Чарльза. Я сновала с чашками и булочками между Чарльзом и экраном, но не Чарльз, а Сили возмутился, что ему мешают смотреть передачу. Вцепившись когтями в колени Чарльза, сфокусировав голубые глаза, точно бинокль, он раздраженно наклонял голову то вправо, то влево, когда я заслоняла экран. Ну, вот опять! Чуть было не пропустил этот момент, говорило выражение этих глаз. Что-что делает этот человек на лошади? Ну почему я Никак Не Сяду?!
