В. Васильев - Два года в тундре
Скляр договорился с Чекмаревым, чтобы он подыскал проводника и надежного каюра-переводчика. Попутно с осмотром серного месторождения Скляр хотел объехать возможно большее количество оленных чукчей, чтобы попытаться закупить у них оленей и нарты.
Было начало декабря. Дни стояли короткие, но ждать их увеличения было нельзя: если бы выяснилось, что чукчи не продадут пряговых быков, тогда нужно было бы успеть самим объездить диких. Для поездки необходимо было раздобыть собак, — имеющаяся в отряде упряжка все время была занята подвозом на базу экспедиции дров.
В середине декабря приехал Чекмарев и обещанный каюр-переводчик, неплохо говорящий по-русски. Он охотно соглашался на все условия и, когда договор был подписан, добавил, усмехаясь:
— Ты уж мне, Иван Андреевич, верь!.. Аймет собаку понимает. Аймет хороший каюр и для тебя все сделает.
Наедине Чекмарев сказал:
— Аймет — каюр действительно хороший, но только будь с ним построже и помни, что он на руку слабоват. Сахар свободно не держи!
Оставалось достать собак, в чем также помог Чекмарев. Наутро он собрал общее собрание села, на котором Скляр рассказал о задачах экспедиции и о значении ее работ для экономики края. Собрание постановило дать Скляру две нарты с каюрами Антропом Дьячковым и Алешей Собольковым.
На рассвете другого дня каюры подкатили к базе экспедиции. Алеша проинструктировал Скляра и Марию, как надо сидеть на нартах: спиной к собакам и так, чтобы не мешать каюру, который за дорогу много раз будет спрыгивать с нарты и снова садиться на ходу.
Скляр одел две пары брюк — меховые пыжиковые из шкуры молодого оленя, а поверх них суконные, меховую рубаху, сверх нее свитер и, наконец, поверх всего короткий пыжиковый стаканчик. Теплый малахай, шарф, рукавицы, чижи и торбаза дополнили его достаточно неуклюжий наряд. Алеша внимательно рассмотрел торбаза Скляра.
— Почему это торбаза на тебе худые?
— Что ты, Алеша! Да ведь они совсем новые.
— Однако, летние короткошерстые и на ноге вот как туго сидят. Холодно будет, поморозишь ноги!
На Марии красовалась розовая камлейка, одетая поверх пяти одежд. Из белоснежной опушки малахая чуть торчал только нос, да видны были ее черные глаза.
Каюр Антроп был одет в двойные пыжиковые брюки и ладно скроенный стаканчик. Вся его одежда была пригнана но росту. На Алеше была «оправа» из белого с желтыми пятнами пыжика; он и вовсе казался нарядным. С партией должны были ехать попутчики — охотники Падерин и Алеша.
— Хак! Хак!
Свистит остол, метко выбирая ту или иную собачью спину.
— Подь! Подь!
Вожак поворачивает вправо.
— Кхр, кхр… — трудно повторимый гортанный звук направляет упряжку влево.
Легкая дорога идет но следу, оставленному чекмаревской артелью.
Как только выехали из полосы тени, отбрасываемой усть-бельскими сопками, стало видно, как па востоке, над пухлыми облачками загорелась алая полоса зари и тундра заиграла желтоватым отблеском во всем величии своего девственного простора. Выехали на лед реки Белой. На очередном привале термометр показал около 40 градусов, но в это же время на реке то и дело приходилось объезжать полыньи, окутанные густым туманом. Наблюдалось совершенно непривычное сочетание льда, сугробов, сорокаградусного мороза и весело журчащих струек воды. Каюры то и дело проваливались, так как обманчивая корка льда выдерживала нарту, но обламывалась под тяжестью бегущего за ней человека. Алеша постоянно вытирал торбаза снегом, чтобы они не промокли насквозь. Быстро стемнело. Каюры по очереди шли впереди нарт, чтобы «беречь» дорогу, т. е. придерживаться колеи, оставленной чекмаревской артелью. Непонятно, как им удавалось в темноте, а иногда и на совершенно гладком льду так хорошо ориентироваться.
— Хлестко едем! — радовался Алеша.
— У Чуванской поварни ночевать будем, верно там и Чекмарева нагоним.
Усталость давала себя знать. Во всех суставах ныла какая-то тупая боль. Одолевала дремота, глаза упрямо не хотели открываться. Нельзя было сохранить никакого представления о направлении пути. Нарты то выпрямляют путь по гладкому льду, то прыгают по кочкам стариц и проток.
Вдруг громкий лай прогнал дремоту. Из Чуванской поварни подавали сигнал артельные упряжки. Предвкушая горячий ужин и сон, путники живо полезли в маленькую дверь.
Под потолком поварни на шестах сушилась обувь, издавая удушливый запах. Десять человек блаженствовали вокруг накаленной до-красна железной печки. Среди сидящих одних только Иванов оказалось восемь человек. Скляр был девятым. Всего с вновь прибывшими в поварню собралось 14 душ, которым и пришлось разместиться бок-о-бок на площади в 8 кв. метров. Поварня представляла собой яму, стены которой были обложены плахами. Потолок имел форму крышки гроба. В поварне встретили Чекмарева и директора Оленсовхоза Друри. Последний был бос и раздет до пояса.
— Я уж не извиняюсь… привыкайте…
— Экспедиция! Ну, значит, пельмени на мази, — подает голос Чекмарев из дальнего угла.
Чукча Иван Кумча из Мухоморьенской артели занялся стрижкой своих пыжиковых брюк.
— Кумча, зачем это?
— Жарко.
Скляр и Мария знали Кумчу по Белой. Это был добродушный и тихий человек, но ночью он оказался крайне беспокойным соседом. Он то задыхался от кашля, то вдруг начинал петь во сне диким голосом чукотские песни.
Кто бы мог подумать, что в этой северной пустыне мог вырасти такой внушительный лес! Могучие тополя, метров на 15, выбросили над землей раскидистые ветви. Под их защитой разросся молодой подрост. Белыми цветами инея расцвели заросли ольховника, окутанные ожерельями заячьих и куропаточьих следов. В гостеприимной чаще леса приютились крытые горбылями кладовушки, поставленные на полутораметровые столбы. Между ними, зарывшись в снег по самые карнизы, раскинулись землянки. В стороне стояла по-русски срубленная изба, занятая местным советом и одновременно служащая жильем Чекмареву. Над гребешком крыши красовался алый флаг. Эти землянки и дом с флагом и представляли собой новый поселок Сталино.
Каюры затормозили. Приветствия утонули в собачьем гомоне. Дверь заскрипела на петлях, и в клубах морозного пара в дом ввалились заиндевевшие люди. Накаленный камбуз дышал жаром и многообещающим запахом оленины. Никогда не снимающийся с плиты огромный чайник бурно кипел, роняя шипящие капли.
Напротив двери, между маленькими окнами, стоял стол. Налево за занавеской виднелась кровать. Пара табуреток и полка с книгами дополняли обстановку жилища Чекмарева.
Алеша Собольков и Антроп подрядились доставить отряд только до поселка Сталино. Здесь, по договору с Чекмаревым, Аймет должен был со своей упряжкой собак перейти полностью на службу в экспедицию.
