Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой
— Не понял, — сказал я.
— Половил сов — на мышь, — объяснила Паула.
— Куиггерс, по-моему ты хватила лишнего, — сказал я.
— Ну что ты, милый, я не шучу. Аластер где-то вычитал, что ученые, когда им нужно окольцевать сов или еще для чего-нибудь, ловят их, используя в качестве приманки дохлых мышей.
— В жизни не слышал подобного бреда, — сказал я. — А почему именно на озере? Я и не знал, что в Канаде обитают водяные совы.
— Конечно нет. Просто на озере больше свободного места, а в лесу леска непременно запутается в ветвях деревьев.
— Даже не знаю, что и сказать. Чушь какая-то. А может, ты отговоришь Аластера?
— Не удастся, — твердо сказала Паула.
Этой ночью Ли и я впервые увидели северное сияние. Для Боба и Луизы это было обычным явлением, поэтому они даже забыли о нем упомянуть. Они любезно уступили нам свою спальню, и когда мы забрались в большую, удобную двуспальную кровать и подняли вверх глаза, прямо над собой мы увидели сверкающий небосвод. Я быстро выключил свет и замер от удивления. Огромная часть неба над нашими головами была живой. На фоне бархатной черноты разворачивались свитки, раздвигались занавеси, развивались ленты и переплетались струи бледно-пурпурных, зеленых, голубых, розовых и белоснежных ветвей, похожих на необычное облако, живущее своей особой жизнью. Каждую секунду все это перемещалось, разделялось, сливалось, вновь распадалось и соединялось уже в других комбинациях; вся экспозиция была подсвечена откуда-то с боков, причем цвета тоже все время менялись. Мне пришел на память подаренный в детстве калейдоскоп — треугольная трубка вроде микроскопа. Под увеличительное стекло клали разноцветную бумагу, особенно ценились яркие, блестящие обертки из-под шоколадок; когда вы поворачивали трубку, кусочки бумаги смещались, образуя самые невообразимые сочетания. Сейчас, когда я смотрел на небо, оно казалось мне гигантским калейдоскопом, который без каких-либо усилий с моей стороны создавал эти фантастические эффекты, более изощренные и загадочные, чем самая яркая обертка из-под шоколада. Мы молча любовались этим невероятным зрелищем в течение часа, пока оно постепенно не начало затухать и не погасло совсем, оставив бархатно-черное, как кротовая шубка, небо усыпанным звездочками. Хорошо, что северное сияние все-таки погасло, иначе мы всю ночь были бы не в состоянии от него оторваться и не смогли бы наутро начать работу. Это было одно из самых мистических, изысканных и прекрасных явлений природы, которые мне когда-либо доводилось видеть.
На следующее утро, чуть свет, после плотной трапезы, не уступавшей завтраку Гаргантюа, мы отправились в лес, предварительно нацепив на себя такое количество всякой одежды, что наши неуклюжие движения напоминали прогулку астронавтов по Луне в отсутствие привычной силы тяжести. Встретившая нас вчера неприветливая серая мгла за ночь рассеялась, и небо было голубым, словно цветы льна, а слабое тепло, исходившее от бледного зимнего солнца, помогало деревьям сбрасывать с ветвей огромные шапки снега, которые с тихим вздохом падали на пушистый снежный ковер.
В одном из эпизодов этой серии мы хотели показать необычную, происходящую зимой под снегом жизнь. Не так давно было обнаружено, что падающий на землю первый снег, на который затем ложатся другие слои снега, меняет свой состав. Снежинки как бы сплавляются друг с другом и окристаллизовываются, превращаясь попросту в сосульки; внутрь этого слоя образуются туннели и ледяные дворцы, сверкающие изысканными кристаллами. Слой этот у канадских индейцев называется «пакак». Температура внутри ледяных коридоров и дворцов на несколько градусов выше наружной, так как внешний слой снега действует как изолятор. Поэтому мыши и другие мелкие грызуны преспокойно живут в «пакак», выкапывая из-под него корни растений для пропитания; другие, более хрупкие существа, вроде насекомых и пауков, отлично перезимовывают в ледяных коридорах, впадая в полуспячку. Для того чтобы наглядно продемонстрировать теплоизолирующие свойства снега, Аластер решил построить ледяной дом, который у североамериканских индейцев носит название куинзи, а у эскимосов — иглу. Наша группа разделилась на две половины: одни отправились на поиски животных, другие под предводительством Аластера занялись постройкой куинзи.
Не успели мы проехать и несколько миль, как обнаружили стоявшего неподалеку от дороги американского лося с чудовищными шоколадными рогами. Лоси — странного вида неуклюжие создания с нескладными ногами и распухшим, словно у пьяницы, носом. Когда я на них смотрю, меня не покидает ощущение, будто их собирали по частям от разных животных. Зверь, шевеля ушами, печально смотрел на нас некоторое время, а затем, выпустив из шарообразного носа два огромных облака пара, тяжело ступая удалился в чащу. Взрослый самец американского лося — величественное животное, не уступающее по размерам тяжеловозу, с громадными лапчатыми рогами, напоминающими увеличенный во много раз лист остролиста. Позже, весной, мы наблюдали за тем, как они пасутся по берегам рек и озер, отыскивая корни водяных лилий. Головы с рогами на какое-то время уходят под воду, а затем выныривают, украшенные спутанными стеблями и цветками лилий.
Проехав по дороге около десяти минут, мы увидели двух крупных, застывших в величественных позах на обочине самцов оленей вапити с ветвистыми, похожими на великолепные костяные канделябры рогами. Они взирали на нас с царственным пренебрежением, а затем грациозно и неспеша удалились легкой рысью, прокладывая себе путь через густые заросли столь искусно, что их массивные рога ничуть не запутывались в ветвях. Стоило им исчезнуть, как появилось целое стадо ржаво-коричневых белохвостых оленей: уши настороженно приподняты, ноздри широко раздуваются, большие влажные глаза боязливо поглядывают по сторонам. Увидев нас, они остановились как вкопанные, сбились в кучу и подозрительно принюхались. Секунду-другую мне казалось, что олени решатся перебежать нам дорогу, но вдруг один, наиболее слабонервный, не выдержал, и тут же все стадо развернулось и, подняв тучу снега, унеслось прочь; их забавные, в форме сердечек, белые пятна под хвостиками мелькали среди угольно-черных деревьев.
Мы ехали под ярко-голубым небом мимо сверкающих замерзших пейзажей, и через полчаса нашим взорам открылась стиснутая по бокам голыми черными деревьями белая долина, по которой катилась каштаново-коричневая лавина. Подъехав ближе, мы к своему восторгу обнаружили небольшое стадо из шести бизонов — горбатых, косматых, сбитых в плотную кучу, утопающих по лопатки в снегу, за которыми вился шлейф горячего дыхания. Взрывая безупречно белую, нетронутую целину, они оставляли позади снежное месиво и тянущиеся длинные синие тени; все это и впрямь походило на мохнатую, состоящую словно бы из одних мышц лавину, утыканную блестящими рогами.
