Джон Хантер - Охотник
Я поинтересовался, где будет проводить ночь сам вождь. Выяснилось, что он ночует у друзей, чтобы не мешать мне отдыхать по своему усмотрению.
За моей подушкой на решетке стояли четыре сосуда своей формой напоминающие тыквы и наполненные молоком. Сначала я не совсем понял их назначение, но позже узнал, что молоко предназначалось для утоления жажды и восстановления сил.
После долгого дневного пути я был так утомлен, что сразу же заснул тяжелым сном.
В течение нескольких дней меня осаждали посыльные масаи, прибывавшие за много миль с просьбой уничтожить львов. Каждый посыльный, соперничая с другим, делал неправдоподобные заявления, надеясь этим привлечь меня в свой район. Один из них заявил, что в его деревне вряд ли можно пройти пятьдесят ярдов, не увидев нескольких зверей. У меня создалось впечатление, что куда бы я ни пошел, я наверняка найду множество львов. В течение нескольких недель с помощью собак я убил более 50 львов.
Однажды вечером я вышел побродить и заблудился в путанице отрогов и ущелий в районе предгорий. Я попытался идти обратно по собственному следу, но уже наступила ночь, и я ничего не видел перед собой. Собиралась буря, которая уже разразилась над дальними вершинами гор. Некоторое время я ориентировался по вспышкам молнии, поскольку приблизительно знал, в каком направлении разразилась буря.
К полуночи ветер разогнал бурю и я шел, вслепую пробираясь в темноте. Вдруг до меня донесся звон колокольчиков, привязанных к домашним животным, загоняемым на ночь в крааль. Мне показалось, что более приятных звуков быть не может. Я пошел по направлению этих звуков, крича во весь голос. Через некоторое время мне кто-то откликнулся, впереди появился огонь и я увидел небольшую масайскую мазанку с обычным загоном для скота из колючей живой изгороди. Здесь жили муж и жена масаи. Они пригласили меня в дом и зажгли огонь. Мужу было немногим более сорока лет. Он был слишком стар для морана и с точки зрения масаи, приближался к тому возрасту, когда его должны были оставить на съедение львам. Он уже слышал о моих подвигах во время охоты на львов и стал с увлечением расспрашивать о моем ружье, обо мне самом и о количестве убитых мною зверей. Я узнал, что моего нового друга зовут Киракангано, что его отец за несколько лет до этого был убит носорогом. У Киракангано развилось чувство ненависти к свирепым диким зверям, и он посвятил свою жизнь охоте на них. Он рассказал несколько историй об охоте с копьями на львов и буйволов, в которых он принимал участие. Эти истории казались невероятными, но я знал, что масаи никогда не лгут.
Многие масаи гордятся своим скотом или количеством имеющихся у них жен. Киракангано же не проявлял интереса ни к чему, кроме охоты: он предпочитал ходить по следу дикого зверя через лабиринты кустарников, а затем встретить нападающего разъяренного зверя со щитом и копьем в руке. Этот человек был такой же одержимый охотник, как и я.
К этому времени я уже кое-что усвоил из языка масаи и спросил Киракангано, не желает ли он стать моим проводником и помощником. Не задумавшись ни на одну минуту, он поднялся, взял свое копье и щит и спросил, когда мы выступаем. Это было настолько неожиданно, что я растерялся и спросил, что же будет с его женой и скотом, В ответ он только пожал плечами.
— Моя жена будет ухаживать за коровами, — сказал он. — Кроме того, у меня есть хороший друг, который присмотрит за женой.
Я спросил, не имеет ли он возражений против того, чтобы чужой человек жил вместе с его женой. Киракангано был несколько удивлен.
— А почему я должен возражать? — спросил он. — Ведь она же останется той же женщиной, когда я вернусь, не так ли?
Таким образом, вопрос был решен. Жена также не имела никаких возражений, что меня нисколько не удивило: я подозревал, что Киракангано был довольно равнодушным мужем.
Киракангано стал моей правой рукой и, если можно так выразиться, вторым стволом моего ружья. Отличный следопыт, бесстрашный охотник он был настолько надежен, что я мог положиться на него, как на самого себя. Такие люди встречаются весьма редко. Иной раз приходилось переживать страшные мгновения: выстрелив впустую по нападающему зверю из обоих стволов ружья и повернувшись, чтобы взять из рук помощника второе ружье, вдруг обнаруживаешь, что помощник сбежал.
Он был абсолютно надежным спутником, к тому же прекрасным следопытом, отлично знающим повадки животных, и почти всегда предвидел, как поступит зверь в следующий момент.
Я собрал небольшую группу копейщиков во главе с Киракангано для организованного загона львов вдоль лощин, лежащих между горными хребтами. В этих лощинах рос густой кустарник, в котором львы отлеживались днем. Я устраивался в одном конце лощины, а мораны гнали львов на меня, крича и размахивая копьями и щитами, пробираясь через кустарник. Лежа на вершине, чтобы видеть, как львы подходили снизу ко мне, я находился вне их поля зрения и был недосягаем для их чутких носов. Из такой засады мне однажды удалось убить семь львов подряд. Когда один лев падал, другой начинал вертеться волчком и рычал, стараясь узнать, откуда ведется огонь. Но им не приходило в голову посмотреть вверх.
Иногда я все-таки использовал и собак. Если раненый лев убегал в кусты, я пускал по его следу собак. Если льва не добить, то он все равно сдохнет и будет растерзан гиенами. Львы ненавидят и презирают гиен. Лев никогда не позволит гиене подойти к задранной им жертве, когда он ест. Однако львы проявляют некоторую симпатию к этим собакоподобным шакалам: они бросают им лакомые кусочки, как человек бросает остатки своего обеда любимой собачке. Похоже на то, что гиены обижаются на гордое высокомерие львов, и, когда эти благородные звери ранены или же становятся слишком старыми, чтобы защищаться, гиены нападают на них и мстят. Ни один лев не умирает естественной смертью — в конце концов его всегда уничтожают гиены. Мне даже кажется, что гиены предпочитают мясо льва любому другому.
Масаи особенно жаловались на группу львов, которая обитала в болоте, куда до них нельзя было добраться.
Для того чтобы выманить львов из болота, я убил антилопу хартбист на довольно большом расстоянии — выстрел не должен был потревожить львов. После этого мои волы протащили тушу вокруг всего лагеря. С какой бы стороны львы ни вышли из своего убежища, они наверняка должны были натолкнуться на следы крови и, вероятно, пошли бы по ним. Я оставил тушу хартбиста под акацией. По моему указанию помощники устроили засидку на ветках дерева. Такие засидки на деревьях охотники называют «маханами». Лично я не очень люблю охотиться с засидки на дереве, предпочитая стрелять с бомы — укрытия, построенного на земле, так как, если стрелять сверху, существует большая вероятность перелета. Однако приходилось учитывать, что в этом районе было большое количество слонов, которые могли ночью случайно набрести на бому, поэтому я и решил воспользоваться маханом. Я был уверен, что махан обеспечит мне полную безопасность, и совершенно не мог предвидеть, что в течение двух последующих ночей окажусь ближе к смерти, чем когда-либо за всю эту поездку.
