Сергей Кучеренко - Встречи с амурским тигром
— Не попадается на глаза человеку, но и не боится его. Осторожен! Страсть как смел, но скрытен. За человеком следит часто, потому как любопытен. А вот начинаешь его тропить — ожесточается. Очень не любит, когда по его следам идут. Затевает делать круги, и уже не поймешь, кто кого выслеживает. А то засаду сделает, особливо ранен если. Ты учти это, Серега…
Я все это давно и хорошо знаю, но благодарю Андрея Ефремовича за полезную информацию.
Сборы недолги. В рюкзак уложены котелок, кружка, ложка, консервированные супы, чай, сахар, сухари, кусок кабанины, топор, тент, электрический фонарик, фотоаппарат. Нож на поясе, спички в кармане. Готово! Ружье? А зачем? Только мешать будет продираться по чащобе. В общении с тигром оружие — плохой помощник.
— Всего доброго, друзья! Буду дней через пять!
— Смотри, Серега, не помри от страха. Если не вернешься через пять дней, будем искать…
Тигром я занимаюсь не первый год и всерьез, однако намерение встать на несколько дней на тигриную тропу вызрело во мне вовсе не от личного интереса. Вернее, не только из-за него. Зверь этот для охотоведов Амуро-Уссурийского края — важный объект исследований. Он серьезный конкурент охотничьего хозяйства. Скрещение интересов сошлось на кабане, изюбре, косуле, медведях. Такому, например, как «мой», в год их подавай голов шестьдесят — семьдесят…
Нам нужно поточнее знать, сколько и каких зверей уходит на прокорм всех тигров в том или ином районе и в общем по краю, дабы обосновать планы отстрелов для промысловых хозяйств и охотобществ.
Сосчитать полосатых владык — полдела, нужно к этому еще выявить, сколько они добывают по необходимости, что называется, «на прокорм», сколько мяса бросают недоеденным… Ведь и не без того, что царственные хищники, пользуясь своим могуществом и охотничьей виртуозностью, губят зверей напрасно, вообще без необходимости. Рачительными «пастухами», «берущими» из стад ровно столько, сколько требует желудок, их считают по незнанию…
Идти по мягкому снегу легко, и потому я выхожу на тропу тигра с бодрым настроением и с некой радостью делаю первую запись в полевом дневнике: «14 декабря, 10.30. Отсчет шагомера 0000. Тихо, ясно, мороз 18 градусов. Начал тропление тигра. Назову его Пантелеймоном».
Пантелеймон идет, ступая в «стаканы» своих старых следов. Ширина его шага шестьдесят пять — семьдесят сантиметров. Прекрасно — это подходит мне, и я тоже шагаю след в след. Думаю, про себя улыбаясь, не обидится ли тигр за такую фамильярность? Сам-то он не упускает ни одной возможности пройти по следам охотников! Иной раз ради любопытства, чаще всего просто потому, что по чужим следам легче ступать — по человечьим, медвежьим…
Прохожу ровным местом по молодому леску с одинокими елями и старыми дубами. Иногда с шумом продираюсь сквозь густой орешник, и это мне даже нравится: пусть слышит тигр, окажись он случаем поблизости, что иду я, человек, и его вроде бы не боюсь!
Размечтавшись на бодрящем воздухе, я вздрогнул от шума, который поднял… выскочивший из-под ног маньчжурский заяц. Есть у этого зверька странности, например, привычка крепко затаиваться. Иной раз смотришь на него, простака, в упор, а он и глазом не моргнет. Думает, не видят его. А потом вдруг задаст такого стрекача, что и ружье сдернуть с плеча не успеешь! Вот и сейчас серо-бурый комок в мгновенье ока исчез и вскоре затих где-то неподалеку. А сердце мое успокоилось гораздо позже. Пристыдив себя за позорный испуг, а заодно обругав лопоухого, двинулся дальше.
Вот и поляна. Тигр здесь с маху бросил свое тело в снег, четко отпечатав туловище от морды до хвоста. В этой позе он лежал долго, может быть, полчаса, потому что снег под ним, подтаяв, сильно огрубел. От корня хвоста расходился веер вмятин — зверь изредка хлестал им по снегу. Достаю рулетку. От носа до хвоста — 189, хвост — 96, высота в плечах — 110 сантиметров. И тут же отмечаю: крупный хищник, весить он должен примерно 190 килограммов. У такого обхват груди почти два метра, а шеи — не менее семидесяти пяти сантиметров… Такая вот нудная, но нужная «бухгалтерия». И не очень веселая: а ну-ка сойдись с ним в узком месте, да еще когда он чем-нибудь обозлен…
Отдохнув, Пантелеймон пошел своим старым следом, поднялся косогором на поросшую дубняком сопку и снова лег. Старых лежек здесь оказалось несколько. Видимо, это был наблюдательный пункт зверя. Отсюда великолепно просматривалась долина речки Свекровкина и стискивающие ее таежные горы. У тигра, как и у всей кошачьей породы, острое зрение, и он имеет обыкновение часами высматривать свою добычу с возвышенного места. А может, он думает о чем-либо, осматривая свои владения? Ведь этот царственный зверь бесспорно умен.
Присев на валежину, я тоже огляделся. Тайга, тайга, куда ни глянь… Лишь вблизи она была когда-то прорежена и обезображена лесорубами. Противоположный склон долины щетинился изумрудно-зелеными кедрами и более темными островерхими елями. Лесистые голубые сопки уходили в бесконечность, растворяясь у горизонта в легкой дымке. Совсем близко бурел старый дубовый лес с редким подлеском. Здесь часто бродят кабаны — их следы видны повсюду. А изюбры зимою предпочитают разнопородные леса с обильным подростом молодняка и густыми кустарниками. С высоты зорким глазом вполне можно увидеть, где они отлеживаются после предрассветной кормежки, или же догадаться по густоте и свежести набродов, где прилегли и затаились.
Последняя лежка тигра обледенела. Поднимаясь с нее, амба оставил в корочке льда несколько мягких светлых волос со своего брюха. Выложил длинную «веревку» из кабаньей шерсти, загреб ее снегом и снова долго стоял: снег под лапами подтаял до самой земли.
Видимо, Пантелеймону на этот раз не довелось заметить и подстеречь добычу, и он лениво спустился старым следом в крутой распадок ключа. На небольшой утрамбованной площадке под густой куртинкой молодых елей разбросаны остатки съеденного поросенка — голова, желудок и копыта. Обнюхав их, тигр, не задерживаясь, пошел дальше. Очевидно, он не был голоден. Преодолев полсклона горы, Пантелеймон почему-то лег поперек своей тропы, потом поднялся, сделал несколько коротких шагов и снова стоял неподвижно — наблюдал за местностью, опять обледенив свои следы. Потом, крадучись, спустился до ключа и там останавливался несколько раз. Ясно: кого-то учуял профессиональный охотник и соображал, как лучше поохотиться.
Мне бы по более старому следу идти, да любопытство разобрало: кого скрадывал зверь? А любопытство, как известно, часто бывает сильнее здравого смысла и нередко подводит…
За толстым кедром Пантелеймон тоже долго стоял, очевидно, осторожно выглядывая из-за него. Выглянул и я. От кедра к кустарнику протянулась длинная борозда взрыхленного до сухих листьев снега: тигр полз. Обрывалась она у старой поваленной липы. Подле нее хищник терпеливо лежал на брюхе, поджав под себя лапы.
