Джеймс Хэрриот - Кошачьи истории
На душе стало скверно. Злополучный кот, ошеломленный моим нападением, даже не пытался царапаться или кусаться. Как и в тех двух случаях, он просто стремился убежать. И у меня не было права обижаться на его низкое мнение обо мне.
Но зато, сказал я себе, он снова станет красавцем.
— Сам себя не узнаешь, старина, — сообщил я перепуганному коту за решеткой, прильнувшему к полу клетки на сиденье машины рядом со мной. — На этот раз я приведу тебя в полный порядок. Будешь и выглядеть, и чувствовать себя великолепно.
Зигфрид предложил помочь мне, и бедный дрожащий Олли, когда мы водрузили его на стол, покорно подчинился и тому, что его держат, и внутривенной инъекции наркотика. Когда он мирно уснул, я со свирепой яростью принялся за свалявшуюся шерсть: выстригал, подравнивал, а потом прошелся по нему электрической машинкой и долго расчесывал, пока не убрал последний крохотный колтун. В первый раз я только привел его в более или менее божеский вид, но это была истинно художественная стрижка. Кончив, я с торжеством поднял его, и Зигфрид расхохотался.
— Готовый победитель любой кошачьей выставки, — сказал он.
Я вспомнил его слова, когда на следующее утро кошки прошли по стенке к мискам. Жулька всегда была красавицей, но и она тушевалась рядом с братом, чей глянцевый расчесанный мех сиял в солнечных лучах.
Хелен пришла в восторг и все время его поглаживала, точно не могла поверить такому преображению. Я, естественно, прятался у кухонного окна, украдкой поглядывая на дело своих рук. И прятаться от Олли мне предстояло еще долго.
* * *Вскоре стало ясно, что мои акции упали совсем низко: стоило мне просто показаться в дверях, как Олли удирал в луга. Такое положение вещей начало меня угнетать.
— Хелен, — сказал я однажды утром, — мои отношения с Олли действуют мне на нервы. Но не представляю, что я мог бы сделать.
— Знаешь, Джим, — ответила она. — Тебе просто надо узнать его поближе, и чтобы он тебя узнал.
Я бросил на нее мрачный взгляд.
— Боюсь, если ты спросишь у него, он тебе ответит, что знает меня ближе некуда.
— Да-да. Но вспомни: ведь все эти годы кошки почти тебя не видели, кроме экстренных случаев. А я кормила их, разговаривала с ними, гладила каждый день. Они меня знают и доверяют мне.
— Ты права, но у меня просто нет времени.
— Верно. Ты всегда куда-то мчишься. Не успеешь вернуться домой и снова уезжаешь.
Я кивнул и задумался. Она была абсолютно права. Я привязался к нашим диким кошкам, любовался, когда они сбегали со склона на стенку к мискам, или играли в высокой луговой траве, или позволяли Хелен гладить себя, но все эти годы я оставался для них почти незнакомым человеком. И с горечью подумал о том, как стремительно пролетело время.
— Уже поздно, наверное. Но мог бы я, по-твоему, что-то изменить?
— Да, — ответила Хелен. — Начни их кормить. Выкрой для этого время. Нет, конечно, каждый день у тебя не получится, но при любой возможности ставь им миски.
— Значит, ты считаешь, что их привязанность чисто желудочная?
— Вовсе нет! Ты же видел, что они не притрагиваются к еде, пока я их не приласкаю как следует. Они ищут внимания и дружбы.
— Только не моих. Они видеть меня не могут.
— Просто прояви настойчивость. Мне понадобилось много времени, чтобы завоевать их доверие. И особенно Жульки. Она ведь очень робкая. Даже теперь, стоит мне сделать резкое движение, как она убегает. Вопреки всему я считаю, что твоя надежда — Олли. Он ведь необыкновенно дружелюбный.
— Договорились, — сказал я. — Давай миски. Приступим сейчас же.
Так началась одна из моих маленьких эпопей. При всякой возможности звал их завтракать я, и ставил миски на стенку, и стоял там в ожидании. Сначала — в тщетном. Я видел, как они следят за мной из сарая — черно-белая и золотисто-белая мордочки выглядывали из соломы, — но спуститься они рисковали, только когда я возвращался в дом. Мои нерегулярные рабочие часы мешали соблюдать новый распорядок, и порой, когда меня вызывали рано поутру, кошки не получали свой завтрак вовремя. Но именно когда их завтрак опоздал на час и голод взял верх над страхом, они осторожно спустились, а я застыл у стенки в каменной неподвижности. Они быстро глотали, нервно на меня поглядывая, и сразу убежали. А я удовлетворенно улыбнулся. Первый шаг был сделан!
Затем наступил длительный период, когда я просто стоял там, пока они ели, и постепенно превратился в неотъемлемую часть пейзажа. Затем я попробовал осторожненько протянуть руку. Вначале они от нее пятились, но шли дни, и я замечал, что моя рука перестает быть угрозой. Во мне вспыхнула надежда. Как и предсказывала Хелен, Жулька шарахалась от меня при малейшем движении, но Олли, отступив, мало-помалу начал поглядывать на меня оценивающе, словно готов был изменить свое мнение обо мне и забыть прошлое. С бесконечным терпением изо дня в день я все ближе протягивал к нему руку, и наступил знаменательный миг, когда он не попятился и позволил коснуться указательным пальцем его щеки. Я осторожно погладил шерсть, а Олли ответил бесспорно дружеским взглядом, прежде чем отойти.
— Хелен! — Я оглянулся на кухонное окно. — Ура! Наконец-то мы станем друзьями. Теперь только вопрос времени, и он позволит мне ласкать его, как ласкаешь ты.
Меня переполняли иррациональная радость и ощущение победы, казалось бы, странная реакция со стороны человека, который каждый день имеет дело с животными, но я предвкушал годы дружбы именно с этим котом.
И обманулся в своих ожиданиях. В ту минуту я не мог знать, что через двое суток Олли не станет.
На следующее утро Хелен позвала меня снаружи, в ее голосе звучало отчаяние:
— Джим, Джим! Скорее! Что-то с Олли!
Я бросился к ней. Она стояла на склоне возле сарая. Рядом была Жулька, но Олли казался просто темным пятном в траве.
Я нагнулся, и Хелен вцепилась мне в плечо.
— Что с ним?
Он лежал неподвижно, ноги торчали палками, спина изогнулась в смертной судороге, глаза остекленели.
— Боюсь… Боюсь, он мертв. Похоже на отравление стрихнином…
И тут Олли шевельнулся.
— Погоди! — воскликнул я. — Он еще жив, но едва-едва.
Я заметил, что судорога ослабла, и сумел согнуть ему ноги и поднять его, а она не повторилась.
— Нет, это не стрихнин. Похоже, что-то другое. Мозговое. Возможно, кровоизлияние.
У меня пересохло в горле. Я унес его в дом. Он лежал неподвижно, дыша еле заметно.
— Ты можешь помочь? — спросила Хелен сквозь слезы.
— Сейчас же отвезу его в операционную. Мы сделаем все, что в наших силах. — Я поцеловал ее в щеку и побежал к машине.
