Джеральд Даррелл - Ай-ай и я
Вообще же список субстанций, могущих служить пищей мухам и их потомству, поражает и кажется бесконечным — от коровьего помета и тухлого мяса, от гноя и сока заболевших деревьев до таких деликатесов, как репчатый лук и луковицы нарцисса, аспарагусов и моркови. Число созданий, являющихся для них источником пищи и на которых они паразитируют, потрясает. Личинки мухи-червидки могут обитать в земляных червях, что явствует из названия, другие — в шмелях, иные — в различных гусеницах. Паразитировать могут на ком угодно, начиная с человека и далее вниз по шкале. Дрозофилы, помимо других неприятных болезней, могут вызвать конъюнктивит, если сядут на слизистую оболочку глаза. Пиофилиды — самые настоящие гурманы среди этих насекомых: предпочитают питаться сыром высшего сорта, типа «Горгонсола» или «Стилтон», и в нем же выводить потомство. Среди людей-гурманов есть и такие обладатели железной воли, которые считают, что сыр не годится к употреблению иначе как «живым» от личинок пиофилиды. Многие из подобных гурманов попадают в обморок, когда узнают, что личинки эти невосприимчивы к желудочному соку человека и, натворив бед в слизистой оболочке желудка, приведя ее к серьезному воспалению, выходят невредимыми с испражнениями.
Но если не брать в расчет гурманов, охочих до «живого» сыра, поедание паразитов не характерно для цивилизованной Европы. Зато в Северной Америке обитают так называемые мухи-бекасницы, которые сбиваются в стаи, чтобы отложить яички перед смертью. Тогда некоторые индейские племена собирают их и запекают в булки вместо изюма. Из семейства комнатных мух следует выделить одну особенно чудовищную, откладывающую яйца на тело какой-нибудь несчастной
— и наверняка особенно рассеянной — жабы. Когда вылупляются личинки, они поселяются у земноводного в носовой полости и выедают не только ее, но и всю переднюю часть головы. (Еще более опасна личинка мясной мухи, обитающей в Северной Америке и таким же образом нападающей на человека; при отсутствии лечения результаты оказываются те же.) Хотите верьте, хотите нет, но в жизни мух помимо зловещей стороны медали есть и чарующая — таинственная, и даже полезная. Всем известно, какую пользу оказала человечеству мушка-дрозофила, благодаря которой оказался возможным колоссальный прорыв в знании и понимании генетики.
Термитоксения, славная тем, что возмещает убытки существу, которое эксплуатирует, знаменита еще своим необычным жизненным циклом. Эти мухи появляются на свет самцами, но затем, в силу ведомой одним только насекомым алхимии, они становятся самками. Откладывают единственное крупное яйцо за одну кладку, а дальше разворачивается второй акт чудодейства. Подросшая личинка вскоре вылупляется из яйца и через каких-нибудь несколько минут превращается в куколку — это, пожалуй, одно из самых скоростных превращений в мире животных! Конечно, муха живет в колонии термитов и питается яйцами термитов, но законные обитатели термитника принимают ее на условиях: живи и давай жить другим. На конце ее могучего тела имеется желтый хохолок, через который выделяется секрет, почитающийся у термитов деликатесом. За это термиты терпимо относятся к этой странной гостье и даже к тому, что она поедает у них немного яиц. Старый принцип — не резать курицу, которая несет золотые яйца.
У некоторых мух-толкунчиков интересно наблюдать очаровательный брачный ритуал, когда они ухаживают за привлекательной самкой. Будущий поклонник ловит другое насекомое и одевает в своеобразную шелковую вуаль, которую вырабатывает из собственного тела. Затем он берет этот подарок и танцует с ним перед дамой сердца; последняя, очарованная его щедростью и внимательным отношением, немедленно отвечает взаимностью. Пока она съедает свадебный подарок, кавалер делает предложение. Впрочем, в иных случаях кавалеры оказываются расчетливы и жестокосердны: они открыли, что самку можно завоевать куда проще. Никаких тебе изнуряющих погонь за свадебным подарком — он просто снимает вуаль и танцует с ней. Дама сердца, очарованная красотой вуали, готовится к свадьбе. Затем кавалер отбрасывает вуаль, предстает перед дамой в своих природных красках, и дама отдается его страсти. В общем, жизнь иных видов мух столь же сложна и невероятна, как любая мыльная опера на телеэкране.
В ближайшие несколько дней нам неплохо удалось пополнить коллекцию капидоло. Как раз прошел небольшой дождичек и выгнал их из укрытий. Они спокойно ползали по лесу, а мы хватали их на пересекавших лес просеках. Вскоре мы также выполнили нашу квоту по крысам — три пары — и торжественно посадили их в новые жилища и на новую диету. Как ни странно, но в той немногочисленной литературе, что о них имеется, ничего не сказано об их голосах: с заходом солнца в ночной хор дикого леса влились крысиные ворчанье, шипенье, тявканье и глубокие вздохи.
В последнее утро мы несколько задержались с выездом, так что, когда добрались до ловушек, солнце палило столь яростно и безжалостно, что казалось, будто оно готово поджечь весь лес. Я отвертелся от обхода ловушек, сказав, что лучше посижу у дороги и понаблюдаю за птицами.
Голоса других членов нашей команды уже стихли в глубине леса, когда на сплетения ползучих растений, опутывавших деревья над моей головой, опустилась стая нектарниц — целая эскадра пернатых с черными и кривыми, как турецкие сабли, клювами. Их головки, подбородки и шейки окрашены сочным, переливающимся зеленым цветом, а на серо-коричневой спинке отливают металлом пурпурные пятна. Грудка блестящего синего цвета окаймлена красным и ярко-желтым, хвост зеленый. Стая птиц, яркая и веселая, словно цыганский табор, оживила лишенные листьев лозы. Южноамериканские колибри нашли себе достойных соперников в лице столь же красивых, как они, африканских нектарниц. В каких-нибудь нескольких футах у меня над головой эти птицы охотились за насекомыми, ибо на лозах не было цветов, из коих они могли бы высасывать нектар. Они носились, как быстрые дротики, так что уследить за их полетом было невозможно; те же, которые сидели на ветвях, выклевывали на коре необычные геометрические орнаменты. Та или другая птица неожиданно замирала на лету и хватала насекомое, которое я мог бы разглядеть только с помощью сильной лупы. Члены этого небольшого стада перекликались острыми свистящими сигналами, что, по всей видимости, выражало радость. Вскоре охотники очистили лозы от обитавших там насекомых и умчались в лес, словно залп фейерверка.
Затем ко мне в гости пожаловали восемь попугаев-ваза — этих обаятельных птиц с закругленными хвостами и бледными, цвета рога, клювами. Издавая весьма певучие для попугаев звуки и хлопая крыльями, они полетели к огромному дереву, отстоявшему от меня в пятидесяти ярдах. На этом дереве не было фруктов и вообще ничего съестного, так что у меня сложилось впечатление, будто здесь у птиц находился спортивный зал. Они перепархивали с ветки на ветку, свешивались головой вниз и затевали забавные схватки. Вся эта деятельность сопровождалась хриплыми, похожими на кудахтанье криками и мелодичным свистом. Весело наблюдать за птицами, столь восторженно проявляющими радость к жизни.
