Геннадий Падаманс - Первостепь
Он заспешил в стойбище. Урчащий живот его подгонял, не позволяя задерживаться. Пока он дойдёт, пока ещё приготовится варево – не мудрено, что он торопился, как мог. Больше не отвлекался на чибисов и овсянок. И не вслушивался в песни дроздов. Некогда. Солнце и так стояло в полудне, а у него с утра маковой росинки не было во рту. А с вечера – ивовой почки.
Как бы охотник не торопился, всё равно он по привычке движется бесшумно. Чуткие уши увлечённых кроликов прозевали охотника, а вот Пёстрый Фазан сразу услышал боевой кряк серого вождя. Кроличий вождь гонял своих подчинённых. Подскакивал ко всем подряд – и те от страха высоко-высоко прыгали вверх, словно птицы. Один нерасторопа не поспел увернуться, и вождь с яростью накинулся на него. Молниеносно перевернул на спину, вцепился в пах и едва не откусил съёжившееся достоинство подчинённого. Но тот отчаянно изогнулся дугой, вывернулся в прыжке и умчался как ветер. А потом замер возле норы, смиренно припал к земле, выражая всем своим видом покорность. Пёстрый Фазан загляделся на кроличью битву и позабыл о спешке. У него даже возникла мысль добыть ещё и кролика, потому он присел на траву и не шевелился, изображая истукана, подсматривал, как кроличий вождь опять подобрался к незадачливому подчинённому, но на этот раз не стал нападать, а лишь презрительно обрызгал мочой. Униженный подчинённый тут же стыдливо юркнул в нору, и вождь стал выглядывать других кроликов. Место под солнцем, похоже, принадлежало только ему. Пёстрый Фазан незаметно потянулся за дротиком. Метать оружие отсюда было ещё неудобно, но охотник надеялся, что кроличий вождь вскоре пригонит к нему какого-нибудь подчинённого. Он должен быть наготове к броску. И не колебаться. Кролики столь же жестокие звери, как и более крупные зайцы. Кролик запросто может съесть собственных малых детей, ежели нерадивая крольчиха не закупорит их в глубокой норе. Пёстрый Фазан даже поморщился: хорошо, что кролики не вырастают размером с медведя. Разве что только гиены больше жестоки, но у пятнистых полностью верховодят жёны – чего иного от них ожидать? Даже мужские члены их женщины отрастили для пущей красы. «Уф!» – забывчиво фыркнул Пёстрый Фазан и поплатился за это своим охотничьим замыслом. Кролики улизнули по норам, только один часовой остался стоять на посту, выставив у груди передние лапки.
Бесшумная тень остроклювого канюка скользнула по траве – и часовой тоже исчез в норе. Теперь кроликов сможет выгнать разве что юркий хорёк. Пёстрый Фазан поднялся и без особых сожалений продолжил свой путь.
Едва войдя в стойбище, он увидел толпу. Не обычную толпу. Люди не обсуждали, кому разжигать охотничий костёр, не судачили от безделья о том о сём. Напряжённые смурые лица безошибочно говорили о чём-то другом. О чём-то серьёзном.
Пёстрый Фазан забыл про голодный желудок. С тяжёлой добычей в руке, он немедленно повернул к людям, не дойдя до своего жилища.
Бурый Лис, один, стоял перед полукругом своих соплеменников. Видимо, люди только что собрались. Никаких слов ещё не было произнесено. Пёстрый Фазан тут же вспомнил, как давеча собирался поговорить со старейшиной, обсудить то, о чём не желал слышать шаман. О том, что шаман скрывал. Бурый Лис последнее время не ладил с шаманом. Об этом шушукались. И Пёстрому Фазану подумалось, что сейчас, наверное, старейшина открыто захочет об этом сказать, но Бурый Лис всё так же стоял перед молчащей толпой и говорить не торопился. Его бледное лицо, исчерченное сеткой дряблых морщин, не выдавало никаких чувств. Но безликая тревога повисла над стойбищем. Пятнистый Фазан попытался отыскать в толпе людей широкие скулы шамана и не заметил, как Бурый Лис открыл рот.
Старейшина сначала откашлялся в кулак. Разгладил редкую бороду. Расправил седые волосы на голове, посмотрел на далёкое солнце прищуренными глазами. И когда вновь повернул глаза к людям, прищур сохранился. Старики всегда прищуривают глаза, солнечный свет этой жизни становится для них слишком резок, но Пёстрый Фазан за Бурым Лисом раньше такого прищура не замечал. И только сейчас впервые подумал: «А он ведь старик».
Казалось, мир остановился. Казалось, Бурый Лис так и будет молчать перед встревоженными людьми, которые вот-вот поймут всё без слов. И когда люди, действительно, начали понимать, Бурый Лис, наконец, подтвердил их понимание негромкой речью:
– Этой ночью меня навестила Смерть. Бурый Лис попросил у неё одно солнце для прощания с вами.
Он глубоко вздохнул и обвёл долгим медленным взглядом онемевших людей, по очереди вглядываясь в глаза каждого.
– Бурый Лис прожил долгую жизнь у вас на виду. Она была радостной, эта жизнь. Много мужчин и женщин сменилось при нём. Теперь его черёд. Он благодарен вам всем за то, что мы жили вместе на этой земле. Бурый Лис уходит с любящим сердцем. Прощайте. Бурый Лис сказал всё.
Он стоит. На его глазах нет слезинок, только тень лёгкой улыбки. Охотники подходят по одному и, приложив правую руку к своему сердцу, дотрагиваются до груди Бурого Лиса. Его посинелые губы не дрогнут. Какая-то женщина всхлипнула – и замолчала. Нет повода плакать. Бурый Лис уходит как подобает.
Вот подошёл Медвежий Коготь. Не просто охотник. Сильный охотник. Он не стал притрагиваться рукой, он притронулся кровью. Резанул вену на левой руке – и кровавые струйки полились на грудь уходящего. А потом приложил руку с брызжущей кровью к его губам. Это придаст старейшине сил для великого перехода. Люди всегда делятся силой, у кого она есть.
Пёстрый Фазан положил добычу на землю, в пыль. Как обычный охотник, приложил руку к сердцу и дотронулся до груди старика. Пёстрый Фазан не печалится. Теперь ясно, что люди покинут стойбище, в котором умрёт старейшина. Уйдут из этих мест навсегда. Пёстрому Фазану не жалко. Он просто не может понять, как он сумел проглядеть старость Бурого Лиса. Может быть, сам он становится старым?.. Может быть, так… И всё же он просит:
– Может быть, Бурый Лис оставит напутствие своим людям?
Замерли все. Напряжённо глядят. Ждут напутствия. Так полагается. Принято так. Бурый Лис обводит медленным взглядом людей и опять говорит:
– Пускай мои люди не доверяются переменам. Всё всегда возобновляется. Всё повторяется. Потому ничего не исчезнет. Нет повода горевать. Души приходят сюда не только для радостей, но и для тягот. Нет одного без другого. Всё равнозначно.
Закончил Бурый Лис свою речь. Устал. Опустились глаза. Поклонился. Напутствие сказано. Всё. Пёстрый Фазан может теперь уходить, как и все, но никто не расходится. Все повторяют внутри слова Бурого Лиса. И Пёстрый Фазан повторяет. «Нет повода горевать».
