Софья Лялицкая - Следопыты Ильменских гор
Он повёл нас в кусты, и мы по привычке, усвоенной в заповеднике, затаились. Вскоре послышалось довольно приятное пение.
Сорокопут сидел на ветке. Его не заслоняли от нас деревья; и мы хорошо могли рассмотреть красивую птицу. На фоне зелени ярко выделялось её белое брюшко. Хвост её был чёрный, спина и голова серые. От клюва к глазу тянулось ярко выделявшееся чёрное пятно. Вдруг он метнулся на землю, что-то схватил, видимо, какое-то насекомое, и полетел куда-то в кусты.
— Сейчас наколет жука на какую-нибудь колючку... — заметил наблюдатель.
— Это он на зиму себе припасает?
— Нет, это временный запас. Иногда сорокопут наколет свою добычу и тотчас же начинает её есть. Предполагают, что он накалывает её для удобства. Иногда он крупную мышь или птичку поймает и не в состоянии справиться с ними, если не пригвоздит к одному месту.
— А сорокопуты и птичек ловят?
— Да, иногда... большей частью, птенцов. Главная же пища сорокопутов — насекомые и мыши. Сорокопут — очень полезная птица.
* * *
Ещё задолго до сумерек мы с Верой пришли на выбранное нами местечко для наблюдений за бобрами. Помня наказ Терентия Петровича, мы неподвижно лежали за камнями под сосной. Вот солнце уже село. Стемнело, взошла луна, серебристый круг расплылся посередине прудка. Бобров всё не было.
Вдруг Вера схватила меня за руку. На поверхности прудка появилась какая-то полоска, точно кто-то снизу бороздил воду. Вынырнула голова бобра и снова скрылась. Животное подплыло к бобровой пристани, выставило из воды голову и осмотрелось.
Затем раздался всплеск воды, и бобр легко выбрался на берег. Встал на задние лапы, опираясь на хвост, и опять осмотрелся. И тогда, неуклюже переваливаясь, пошёл по полянке.
При свете луны мы могли хорошо рассмотреть его густой тёмно-коричневый мех и чешуйчатый лопатообразный хвост.
Вскоре вышел из воды и второй бобр. Долго ходили они по полянке, обнюхивали деревья, словно выбирали их, А потом решительно отправились к дереву, которое они вчера начали пилить. Уселись один против другого, опираясь на широкие хвосты. Бобры долго грызли, «пилили» дерево, пока оно, наконец, не дрогнуло и не стало клониться к пруду. Тогда оба зверька стремглав бросились в воду. Дерево с треском и шумом упало.
Через минуту бобры высунули свои носы из воды. Убедившись, что всё благополучно, они вылезли на берег и направились к дереву, стали отгрызать ветки, перегрызать на части его тонкий ствол. Потом они переносили ветки к пруду и куда-то уплывали, держа их в зубах.
Нас так захватило это зрелище, что мы и не заметили, как наступило утро.
ЮНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ
Мы приехали на кордон у озера Большое Миассово, самый многолюдный в заповеднике. Здесь — биологическая и центральная метеорологическая станции. Встретили научных сотрудников, которые только недавно были на базе заповедника: летом они собирают материал по всей территории, зимой обрабатывают его в специальных лабораториях в Доме учёных на базе заповедника.
На другой же день ботаник Евгения Витальевна объявила нам, что она идёт на Сайму.
— Сайма — это полуостров, разделяющий два озера Большое и Малое Миассово. Там растёт кедр, единственный в заповеднике. И вообще там много интересного для вас, — сказал Евгения Витальевна.
И вот мы уже на узенькой тропке, которая проложена через весь полуостров Сайму, посередине его. Кругом сосны, берёзы, высокие травы, скалистые нагромождения. Незаметно мы очутились на опушке леса. Среди высоких стройных вековых сосен стоял без всяких заборов и оград маленький домик на самом берегу озера. За яркосиними водами его вздымались зеленые шапки высоких гор.
Мы направились к домику. Раздался тонкий, заливистый лай, и на цепи у домика запрыгала маленькая чёрная собачонка.
— Лютра, замолчи!—послышался женский голос, и на пороге домика появилась старушка с маленьким ребёнком на руках.
Старушка — это была мать егеря Матвеева — оказалась доброй и приветливой. Она усадила нас на скамейку под деревьями.
— Чай, умаялись, пока к нам шли, — ласково сказала она, — пить, небось, хотите: сейчас я вам молочка принесу. Да, идёмте в избу.
Бабушка уложила заснувшего внучонка на кровать, сбегала в погреб, принесла нам чудесного холодного молока.
— Кушайте на здоровье, у нас молочко вкусное, жирное.
Ни егеря Матвеева, ни его жены не было дома. И, только угостив нас, бабушка спросила, кто мы и по какому делу.
Четыре мальчика, в возрасте от трех до девяти лет, молча стояли за спиной бабушки. Но коробочка с жуками, которую положила Евгения Витальевна на стол, вывела их из неподвижности. Они стали подталкивать друг друга, шушукаться; и, наконец, один из них храбро выступил вперёд.
— Вы коллекции собираете?
— Да, — отвечала Евгения Витальевна.
— И мы тоже собираем: у нас много жуков и бабочек...
Мальчики принесли из другой комнаты сплетённую из камыша коробочку и показали своих насекомых.
— Собрали для школы, —- сообщили они и снова стали шушукаться. Выступил опять Женя, смуглый мальчик лет девяти:
— У нас тут гусеница есть на примете. Мы не поймём, что с ней делается. Может быть, вы нам объясните? Она на берёзе, что растёт около Инышки.
Инышко — это бывший залив озера Малое Миассово, но они соединялись теперь только узким протоком. Инышко мелкое, берега его, заросшие тростником и камышом, дают удобный приют водоплавающей птице. Много гнездится на нём разных уток. А весной и осенью, во время перелётов, на озере птиц «тьма-тьмущая, воды не видать», как рассказывают наблюдатели.
Недалеко от воды, с поникших веток берёзы, свешивался вниз странный ватный мешочек.
— Что это? — остановились мы.
— Гнездо ремеза, — ответили мальчики, и мы вспомнили рассказ Сергея Львовича о ремезе. Когда-то много веков тому назад, на месте озёр Малое Миассово и Инышко было одно огромное озеро. Над ним свисали ветви прибрежных ив и берёз. На них, над самой водой, устраивали свои оригинальные гнёзда ремезы. Озеро постепенно пересыхало. Деревья отмирали, на месте их вырастали новые. Теперь озера уже нет, а птицы, как и их предки, продолжают вить свои гнёзда всё на том же месте, но уже не над водою, а над сушей.
Мальчики подошли к вывернутой бурей сосне, отмерили от неё несколько шагов и остановились у невысокой берёзы.
Мы увидели на стволе дерева странную гусеницу. Она была неподвижна. Из её тела выглядывали два крошечных белых червячка.
— Да это же гусеница, в которую положил яички наездник, — сразу определила Евгения Витальевна.
