Они принадлежат всем. Для диких животных места нет - Гржимек Бернгард
В тридцати метрах от переправы, в воде, сидит семейство из пятнадцати бегемотов. Они даже ни разу на нас не оглянулись.
Гостиница оказалась переполненной; невозможно было получить не только комнаты — даже койки. Я еще из Франкфурта написал письмо Франку Попертону, директору Национального парка; однако почта слишком долго добирается до этого уголка Центральной Африки, и письмо пришло только сегодня. Но сегодня сочельник. Об этом я совершенно забыл. Что ж, придется ночевать под открытым небом. Так как оно почти безоблачно, мы не утруждаем себя установкой палатки, а влезаем в спальные мешки и ложимся прямо под кустом. Единственное, что меня пугает, — это москиты, потому что мы не запаслись защитными сетками.
Это была незабываемая ночь под Рождество! Над нами сияют в бескрайнем африканском небе бесчисленные звезды. Внизу, возле Нила, перекликаются бегемоты. Я люблю их добродушный глухой рев. Здесь, в Африке, мне он напомнил нашего бегемота Тони из зоопарка. А когда я слышу его зов там, дома, меня всегда охватывает щемящее чувство тоски по этим озерам Уганды. Самому Тони вряд ли знакома тоска по родине: ведь его родители появились на свет уже в Европе, а не здесь.
Метрах в ста от нас пасутся два слона.
Последний раз я был здесь около десяти лет тому назад вместе с Михаэлем. В то время тут еще не было гостиницы и мы спали в палатке. Уганда тогда была для нас новой, и чувствовали мы себя там не очень-то уверенно, так как из Конго через границу нам пришлось перебираться «контрабандой». В Конго же мы чувствовали себя как дома. В тот раз у нас возникли трудности, связанные с политикой. Мы не получили своевременно визы на въезд в английскую колонию Уганда [2]; не помогли и многочисленные телеграммы, направленные немецкому консулу в Леопольдвиль. Но так как нас чрезвычайно привлекало множество больших крокодилов в Виктория-Ниле, мы решили все-таки проникнуть в Уганду и вступили в переговоры с бельгийскими таможенниками из Махаги, с которыми к этому времени уже успели подружиться. Они-то и показали нам такое место на границе, где на другой стороне нет британских таможенников, и обещали нам, что снова пропустят в Конго, если мы вернемся тем же путем…
В тот раз наша палатка стояла почти на том же месте, на котором я сейчас сплю. Выйдя в то утро на рассвете из палатки, я увидел возле нее большого слона. Я почтительно отступил назад, разбудил Михаэля, и мы быстро привели в боевую готовность кинокамеру. Таким образом нам удалось впоследствии показать своим друзьям в Европе кадры, на которых можно увидеть моего сына совсем рядом со слоном. Сначала слон явно намеревается его прогнать, и Михаэль невольно делает шаг назад. Но затем он снова набирается храбрости и осторожно приближается к слону. Тогда уже тот, несколько испугавшись, немного отступает. Оба хотят напугать друг друга, но сами при этом побаиваются. Это можно себе позволить, конечно, только тогда, когда рядом стоит грузовик, в который вовремя можно прыгнуть.
Этого слона звали Лорд-мэр или по-немецки Обер-бургомистр. Несколько часов спустя он принялся за меня и гонял по всему лагерю. Когда за тобой гонится слон, твои ноги делаются удивительно длинными. Все проводники смеялись надо мной до упаду.
Этого Обер-бургомистра, всем известную фигуру в Пара-Лодже, два года тому назад пришлось застрелить. Ростом он был два метра двадцать сантиметров, весил тридцать пять центнеров; его левый бивень весил семь килограммов, а правый — шесть. Ему было не больше двадцати лет. Этого удивительного слона непреодолимо тянуло к жилью человека. В лагерь он приходил почти ежедневно и зачастую находился там часами. Через некоторое время ему стало казаться обременительным спускаться на водопой к Нилу. Он научился открывать водопроводные краны, которые находились в разных местах лагеря и возле домов. Краны он отворачивал бивнями, но, разумеется, не затруднял себя тем, чтобы завернуть их обратно. Таким образом не раз за ночь вытекали целые цистерны воды. А с ее доставкой в Африке, как известно, дело обстоит довольно сложно.
Джон Миллс, бывший в то время лесничим Парка Мерчисон-Фолс, вынужден был на ночь отвинчивать ручки кранов. Но и Обер-бургомистр нашел выход: он стал вырывать водопроводные трубы из земли и ломать их. В конце концов пришлось вокруг каждой колонки построить заграждение из колючей проволоки.
Однажды Джон Миллс проснулся среди ночи. Его дом угрожающе трещал. Он хотел отворить дверь на веранду, но она оказалась припертой слоном. В другой раз Обер-бургомистра застали как раз в тот момент, когда он собрался разбирать соломенную крышу кухни, чтобы добраться до связки бананов, которая там лежала.
Особенно его интересовала работа плотников, и он всегда старался подойти к ним поближе и посмотреть, что они делают. Строители обычно не обращали на него внимания, пока слон не приближался примерно на тридцать метров, и только тогда благоразумно скрывались. Он же в это время тщательно «проверял» их дневную выработку.
В 1957 году он исчез на несколько месяцев. Люди из туристской гостиницы «Пара-Лодж» надеялись, что он пристал к стаду диких слонов, а может быть, даже стал их вожаком. Но он вернулся. С обломанным клыком.
Как-то ему захотелось полакомиться пивом, и он полностью разрушил пивоварню. А однажды ночью без всякого зазрения совести он уничтожил целый мешок батата на веранде лесничего и при этом снес часть ее крыши. На этот раз Джон Миллс уже не смог прогнать его криками. Он зажег несколько листов бумаги и бросил их на веранду. Но слона это нисколько не напугало. Дикие животные вообще не боятся огня, как это им часто приписывают в книжках. Наконец его удалось прогнать несколькими выстрелами в воздух. Словом, Обер-бургомистр был несколько неприятным жильцом Пара-Лоджи.
Роковой же для него оказалась «любовь к животным» со стороны посетителей. Они начали его кормить бананами. Этот великан быстро усвоил, что в автомобилях хранятся весьма вкусные съедобные вещи. Он стал запускать свой хобот в открытые окна машин и обыскивать их, вытаскивая наружу обивку сидений и рассекая своими бивнями брезентовые верха. Если машины оставляли на ночь запертыми, исполинскому животному стоило только запустить хобот под шасси и несколько раз тряхнуть, как все запертые двери сами собой раскрывались.
Постепенно он становился все назойливее. Он вторично разрушил пивоварню и обшарил ночью две палатки в поисках съестного, несмотря на то что в них спали приезжие.
Самое же неприятное случилось с четырьмя немцами. Они, так же как мы сейчас, не получили вечером места в гостинице и поэтому ночевали в своей машине на улице. Провиант они сложили под машину. Так как Обер-бургомистр никак не мог его оттуда достать, он просто взял и перевернул машину кверху колесами. Немецким гостям эта ночь показалась, видимо, несколько «неуютной».
После того как через два дня он опрокинул и вторую машину, лесничему пришлось с тяжелым сердцем его пристрелить. Все обитатели Пара-Лоджи оплакивали слона, потому что за долгие годы он стал как бы неотъемлемой частью этого туристического лагеря.
Два года тому назад, еще из Франкфурта, я запрашивал у Франка Попертона, не снял ли кто-нибудь Обер-бургомистра в тот момент, когда он опрокидывает автомобиль. Но такого снимка не нашли. В этот мой приезд я продолжил поиски. И выяснилось, что одному из местных жителей удалось снять своей простенькой «бокс-камерой» тот момент, когда слон поднимает в воздух машину. Снимок не очень четкий, но от дешевого аппарата нельзя и требовать большего. К тому же рассерженный слон был так близко!
Досадное стремление многих людей обязательно покормить каждое животное бывает, как известно, причиной многих болезней и смертей животных в зоопарках. В национальных парках это приводит к тому, что павианы и другие обезьяны вскоре становятся так навязчивы, что проникают через окна в машины, вырывают из рук посетителей хлеб и фрукты, начинают угрожать им или даже кусаться. Впоследствии таких испорченных людьми назойливых животных лесникам приходится пристреливать. Национальный парк не зоопарк. Большие медведи, которые попрошайничают на проезжей дороге в Йеллоустонском парке в Северной Америке, или мартышки, сидящие в Африке на капотах машин, портят посетителям впечатление от нетронутой, девственной природы.
