Юрий Куранов - Избранное
Единым дыханием напишет он цикл рассказов «Лето на Севере», который в 1959 году будет опубликован на страницах газеты «Правда» и «Нового мира», а в 1961 году выйдет отдельной книжкой в Костромском издательстве. И сразу завоюет любовь читателя и внимание критики.
«Вы точно слились с этим огромным, сверкающим под солнцем простором — так слиты и неразлучны с природой герои рассказов Ю. Куранова, потому что люди у него красивы внутренней красотой, душевно широки, как красива и широка русская природа, как синё небо, это стихия простора, которого «нет ничего свободней и безграничней», — взволнованно отзывался Юрий Бондарев в «Литературной газете» в статье «Душа художника». — Куранов писатель своеобразный, с тонкой чистотой красок, со своей манерой, со своей труднейшей краткостью, требующей слова алмазно отточенного, верного и в то же время лишенного экспрессивной нарочитости. Куранов чувствует свежее слово, но мастерство его проявляется и в раскрытом внутреннем «я», близком современникам душевном освещении, и нам дорог этот свет авторской доброты, что делает людей целомудреннее и помогает им познать нашу русскую природу, с ее лесами, с острым блеском Ориона в осенние ночи на плесах, с далекими шевелящимися огнями сел на косогорах».
* * *С 1957 года Юрий Куранов постоянно живет в деревне, сначала в костромском селе Пыщуг, а с 1969 года — в псковском селе Глубокое на берегу живописного озера Глубокое. Он разделяет радости и заботы своих односельчан, которые становятся героями его книг, — «Белки на дороге» (1962), «Увалы Пыщуганья» (1964), «Дни сентября» (1969), «Перевала» (1973). Эти книги закрепляют за Курановым репутацию певца северной русской деревни, виртуозного мастера пейзажа, самоцветной миниатюры и короткого лирического рассказа. Критика обоснованно связывает его имя с тем направлением русской прозы, которое начато «крестьянской» линией в творчестве Гоголя, Тургенева, Бунина, продолжено Пришвиным и Паустовским, затем без времени ушедшим Юрием Казаковым, а в настоящее время разрабатывается Георгием Семеновым, Виктором Лихоносовым, Виктором Астафьевым.
В то же время, при всем внутреннем родстве с традиционной русской лирической прозой, короткие рассказы Куранова отличает только ему присущая особенность мировосприятия и стиля. Душа писателя постоянно находится в счастливом состоянии первооткрытия, пишет ли Куранов обычный сельский пейзаж, деловой очерк, психологическую миниатюру, бытовую зарисовку. Писатель мастерски сплавляет в каждой своей книге произведения разных жанров, составляя из них как бы единый поэтический цикл. Куранова нельзя читать насквозь, как читают приключенческий роман. Его короткие рассказы, новеллы, лирические миниатюры о природе, о людских судьбах, о жизни человеческой души часто напоминают стихи, каждая строфа которых словно вытекает из предыдущего повествования. Чтобы почувствовать их глубину, музыку, их напевную прелесть, нужно отложить книгу и отдаться тому созвучию, которое с участившимся дыханием, с толчком сердца проснулось внезапно в вашей памяти.
Венцом лирической прозы Юрия Куранова явилась повесть «Озарение радугой» (1982). Это прикосновение к жгучей тайне творчества, гимн красоте искусства и нерукотворной красоте природы. И все это сливается в праздничный хорал, возносящий к небесам страстную, переливающуюся, выходящую из берегов, полноводную песнь о любви к родине и ее талантливым людям.
«Озарение радугой» — творчество о творчестве. Здесь прослежена жизнь художника от рождения до смерти. Повесть композиционно представляет цепь картин, увлекающую перспективу, вбирающую в себя не только одну творческую биографию, а именно жизнь Алексея Козлова, который скончался в 1977 году, но и другие судьбы. Алексей Козлов для Юрия Куранова — это пример творческого подвижничества, известный ему близко, доподлинно. Куранов обобщает, типизирует, открывает читателю смысл величайших созданий разных эпох и народов. Ассоциации и сопоставления Куранова смело соединяют, казалось бы, беспредельно удаленные роды и виды искусства, понятия и явления, взятые на самом широком историко-культурном фоне. В повести Куранов ничуть не изменяет своему стилю мышления, своей интонации, а изобразительное его мастерство достигает высшей степени свободы. Писатель находит те точные слова, которые становятся эквивалентом живописи, архитектуры и даже музыки.
В «Озарении радугой» явно ощутима перекличка с «Золотой розой» Константина Паустовского. Повесть проникнута тем же чувством ответственности истинного художника перед его согражданами, верой в могучий нравственный потенциал искусства.
«Созерцание красоты, — приводит Куранов созвучные ему слова японского писателя Кавабаты, — пробуждает сильнейшее чувство сострадания и любви к людям, и тогда слово «друг» звучит как слово «человек».
* * *Начало социальной проблематики заложено уже в первой книге Ю. Куранова «Лето на Севере» и особенно в «Увалах Пыщуганья». Это тревожные очерки о положении молодых специалистов, врачей, учителей в деревне, о косных традициях и пережитках прошлого, о самоотверженной работе «районщиков» — партийных и хозяйственных руководителей. Все же воссозданный им мир повседневной жизни и труда его односельчан, который сделал бы честь любому пишущему о деревне, порой оставался вне поля зрения критиков, словно завороженных праздничным свечением его живописных пейзажей и лирических миниатюр.
Во всяком случае, когда в 1975 году в журнале «Октябрь», а затем в центральных газетах появились первые главы документального публицистического романа-исследования «Глубокое на Глубоком», мнения разделились. Одни приветствовали прямое обращение писателя к злободневной проблематике, к современной деревенской жизни Нечерноземья, к поискам активного героя. Другие сетовали, что переход к новым жанрам приводит писателя к некоторому снижению качества его работы. Третьи категорически утверждали, что «деловая проза», равно как и бытовые зарисовки, не в его возможностях.
Между тем писатель в новом произведении, оставаясь верным своему принципу сопряжения лирического и делового стиля в рамках единого повествования, жестко подчинил все свое мастерство практической борьбе за переустройство деревни, которое стало насущнейшим делом всего нашего общества.
«Здесь, среди гармонии природы, в краю, где существуют прочные традиции, на древней русской земле, пожалуй, объемнее и четче видны все те процессы, которые протекают сейчас в Нечерноземье. Когда я написал свои первые новеллы о Глубоком, — вспоминает Куранов, — мною руководило стремление защитить совхоз от разорения — тогдашний директор его просто-напросто пропивал со своими дружками. И до того мне было обидно и за здешних людей, и за красоту эту, что я не мог не писать».
