Жан-Анри Фабр - Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога
Развертывание крыла начинается около плеча. Здесь появляется прозрачный участок, отчетливо разделенный на ячейки. Этот участок постепенно и очень медленно увеличивается за счет бесформенного комка на конце культяпки. Еще немного, и ячеистая сеть становится отчетливой. Если ограничиться только этим наблюдением, то можно подумать, что мягкая масса будущего крыла сразу застывает и образует сеть ячеек. На деле это совсем не так. Я отрываю наполовину развернувшееся крыло и рассматриваю его под микроскопом. Теперь я удовлетворен: сеть существует и на границе прозрачного участка. Я хорошо различаю здесь уже довольно толстые жилки, вижу их пересечения. Все это я нахожу и в комке на конце крыла, часть которого мне удалось развернуть.
Итак, крыло не образуется во время превращения, оно уже готово к этому времени, и ему лишь нужно развернуться, растянуться и окрепнуть. Проходит три часа или более, и развертывание закончено. Крылья и надкрылья свешиваются со спины кобылки, словно огромные паруса. Когда вспоминаешь, какими маленькими комками были крылья вначале, то поражаешься их величине.
Крылья развертываются и крепнут. На следующий день они уже вполне окрашены и теперь впервые складываются, как веер, ложатся на свое место. Превращение закончено. Кобылке остается только затвердеть и окончательно окраситься. Пусть ее наслаждается светом и теплом.
Вернемся немного назад. Чтобы развернуть свертки крыловых зачатков, растянуть и превратить их в роскошные крылья, нужна какая-то сила, какое-то действие. Это достигается тем, что в крылья приливает из тела жидкость. Она входит в трубочки-жилки, и ее-то давление развертывает комок в крыло.
На свете много более удивительного, чем превращения кобылки. Но эти замечательные явления обычно остаются незамеченными потому, что совершаются уж очень медленно. Здесь все происходит так быстро, что следить легко. Кто хочет посмотреть, с какой быстротой творит жизнь, пусть посмотрит превращение кобылки. Он сможет тогда наблюдать то, что в других случаях скрыто от нас.
Нельзя видеть, как растет трава, но можно отлично видеть, как растет крыло кобылки.
Песня кобылки
Чудесные утра проводили мы на охоте за кобылками. Сколько незабываемых прогулок по холмам, поросшим редкой травой, жесткой и порыжевшей на солнце! Мой маленький Поль осматривает кустики, выискивая здесь длинноносую кобылку. Младшая моя внучка Мария-Полина подкарауливает пруса, кобылку с розовыми крыльями и красными задними ногами. Держа наготове руку, она подкрадывается, нагибается... Хлоп! Поймала...
Наши коробочки и бумажные пакеты мало-помалу наполняются, и, прежде чем солнце начинает палить вовсю, у нас уже много добычи — различных видов кобылок. Разместив их по садкам, мы начинаем следить за ними.
Кузнечики стрекочут. А кобылки? Они издают звуки, но очень слабые, едва слышные. Их песенка похожа на скрип от царапанья иголкой по бумаге. Ожидать от них большего и не приходится: слишком прост их орган звука. Здесь нет ничего похожего на то, что мы видели у кузнечиков: нет зубчатого смычка, нет дрожащей перепонки, натянутой на рамке.
Прус (нат. вел.) и его заднее бедро. (Увел.)
У всех стрекочущих кобылок музыкальный инструмент устроен в общем так же, как у пруса. Заднее бедро булавовидно расширено к основанию, на его наружной и внутренней стороне по два длинных продольных киля, а между ними — поперечные ребрышки. И кили, и ребрышки гладкие. Нижний край надкрылий, о который трутся бедра, не имеет ничего особенного: ни зазубрин, ни заметных шероховатостей.
Каких звуков ждать от столь примитивного инструмента? Схожих с теми, которые услышишь, прикасаясь к сухой перепонке. Быстро поднимая и опуская свои задние бедра, кобылка трет ребрышками их внутренней стороны по краю надкрылии, по утолщенной жилке. Раздаются отрывисто-шелестящие звуки. Кобылка трет свои бока, как мы потираем руки в минуту удовольствия. Ничтожная песенка показывает, что кобылке хорошо в эти минуты.
Набежали тучи, потемнело небо, и кобылка замолчала. Прояснилось, снова выглянуло солнце, и кобылка стрекочет. Чем сильнее пригревает солнце, тем азартнее поет кобылка. И так всегда: когда кобылка сыта, а солнце греет — она поет.
Не любая кобылка может петь, не у всякой есть — пусть и самый простенький — музыкальный инструмент. Как бы ярко ни светило солнце, как бы оно ни пригревало, длинноносая кобылка молчит. Молчит и длинноногая египетская кобылка. В тихий жаркий день я застаю ее на розмаринах. Ее крылья распущены, и она быстро-быстро двигает ими по четверть часа, словно собираясь лететь. Сухое шуршание так тихо, что его едва можно расслышать.
Бескрылая кобылка и подавно немая. У этой кобылки простое, но изящное платье: светло-бурая спинка, желтое брюшко, красные снизу бедра и голубые голени с кремовым колечком. Но выглядит эта кобылка до конца своей жизни нимфой. Ее надкрылья так коротки, что не заходят за первое кольцо брюшка, вместо крыльев — две культяпки. Как же стрекотать? Сколько ни шевели задними бедрами, они не задевают надкрылий.
Может ли звучать скрипка, если смычок не касается струн?
ЦИКАДЫ
Освобождение
Первые цикады появляются ко времени летнего солнцестояния. На прогретых солнцем сухих склонах, на сильно утоптанных, горячих от жарких солнечных лучей тропинках, по окраинам дорог и в других местах то тут, то там видишь круглые отверстия в почве. Их нет только на вспаханных местах.
Певчие цикады. (Уменьш.)
В конце июня я принимаюсь за осмотр этих недавно покинутых колодцев. Норка цилиндрическая, слегка извилистая, около сорока сантиметров в глубину. У нее круглое отверстие, примерно два сантиметра в поперечнике. Возле норки нет кучек выброшенной наружу земли: цикада роет изнутри наружу, а не снаружи внутрь. Впрочем, она и не смогла бы выбрасывать наружу нарытую землю: выходное отверстие норки открывается лишь в последнюю минуту. Нет вырытой земли и в самой норке. Внизу норка заканчивается небольшим расширением — ячейкой. Стенки этой ячейки гладкие. Не видно никаких следов сообщения ячейки с каким-либо продолжением норки-колодца.
Куда же девалась земля из норки? Ведь объем ее составляет около ста девяноста — двухсот сорока кубических сантиметров. Норка вырыта в очень сухой почве, и ее стенки должны быть сыпучими, непрочными. Я был немало удивлен, когда увидел, что стенки норки покрыты какой-то обмазкой, как бы оштукатурены глиной. Поэтому норка не осыпается. Нимфа цикады — полуличинка, полукуколка — может ползать по норке и цепляться лапками за ее стенки: они не осыпаются. Если я застаю нимфу вылезающей из норки, чтобы добраться да ближайшей ветки и там превратиться, в цикаду, то она прячется в норку: быстро спускается на ее дно.
