Павел Мариковский - Муравьи, кто они?
Суматоха у переселенцев необычная. Муравьи мечутся в обоих направлениях. Кто бежит в старое жилище, кто в новое. К чему, зачем, для чего такая суета? Никто их не торопит, никто и не угрожает, кому нужны такие малышки. Неужели возбудились от необычной обстановки, нарушившей обыденное течение жизни.
По светлой земле протягивается темная и узкая полоска муравьев. Обычно так передвигаются муравьи-крематогастеры. У пигмеев же такую тропиночную лихорадку мне приходится видеть впервые. Что бы это могло значить?
Пока я раздумываю, из входа старого жилища вываливается густой и черный ручеек муравьев. Он удлиняется с каждой минутой и вдруг в толпе быстро снующих крошек появляется сутулая самочка. За нею тоже тянется такой же ручеек. Эскорт крошечных муравьев деловито, но быстро мчится к новому жилищу и вскоре там исчезает.
Черная полосочка крошечных телец, бегущих размеренным шагом и посредине крупная, выделяющаяся над всеми своей заметной фигурой самка — как все это необычно! Жаль, что нельзя было все это переселение царицы, сопровождаемое охранным войском, заснять на кинопленку.
Интересное в жизни насекомых встречается очень редко и не все время носить с собою киноаппарат, хотя быть может и стоит ради такого короткого мгновения!
На новую квартиру
Светлую песчаную дорогу в густом бору пересекала широкая и плотная лента ползущих в обоих направлениях черных крупных муравьев-древоточцев Кампонотус геркулеанус. Пришлось затормозить мотоцикл и остановиться.
Муравьи шли, не спеша, деловито, без излишней суеты. Встречаясь, внимательно ощупывали друг друга усиками.
Солнце садилось за кромку леса. С запада протянулись длинными полосами высокие серебристые облака. После теплого дня чувствовалась прохлада и влажные испарения. Зареяли мелкие мошки. Они забирались в волосы, кусали лицо. В лесу стояла удивительная тишина. Лишь рядом на высокой сосне шуршала корою белка, да где-то далеко дятел долбил сухую лиственницу, добывая насекомых.
Муравьи переселялись из старого пня в другой, более крепкий и свежий, возле которого уже была насыпана кучка мелких опилок. Новое жилище, видимо, было подготовлено заранее, сейчас же наступило окончательное переселение и смена жилища.
Подобные переселения муравьев происходят часто, но заметить их в лесу трудно. Древоточцы шли сами по себе, никто, как это бывает у муравьев, не переносил друг друга, ни у кого не было никакой ноши. Только двое из них промчались с крохотными личинками. Неужели детвора была перенесена заранее, или расплод был прекращен до переселения в новый дом?
Как всегда, муравьи двигались в обоих направлениях и многие из тех, кто возвращался назад, дойдя до нового места, почему-то возвращался обратно.
На дорогу из травы выползла большая черная самка. Очутившись на просторе, она как бы испугалась, остановилась и долго поводила в разные стороны усиками. Возле нее столпились муравьи. Они трясли головами, слегка постукивая ими свою родительницу. Нет, самке не понравилась открытая дорога, лишенная растительности, она круто повернула назад и направилась к старому родному гнезду. Муравьи-сопроводители еще сильнее затрясли головами. Один, юркий, схватил самку за челюсти, повернул обратно ее и протащил немного. Это успокоило самку, она поплелась за всеми и вновь вышла на дорогу. Позади нее на песке тянулся след в виде небольшой бороздки, оставленный грузным брюшком.
Самке нелегко ползти по рыхлому песку, и она часто останавливалась, как бы намереваясь отдохнуть. Но нетерпеливые муравьи трясли головами и дергали ее за челюсти. Процессия медленно пересекала дорогу. Теперь позади самки почти никого не оставалось: черная лента ползущих муравьев около нее заканчивалась, а те муравьи, что возвращались из нового жилища, повернули назад, добравшись до своей родительницы. Уж не поэтому они сновали взад и вперед, не желая расставаться со своей матерью.
Вот самка достигла середины дороги. Здесь в полоске травы она задержалась, и вокруг нее собрались оживленно размахивающие усиками муравьи свиты. Там, где прошло колесо моего мотоцикла, корчилось четыре раздавленных страдальца. Запыленные и жалкие, они привлекали к себе внимание сородичей. Вокруг них толпились, обстукивали их усиками, некоторые пытались унести раненых: кто в сторону от колонны, кто по направлению к новому жилищу, а кто и назад. Сочувствующие явно не знали, что делать с пострадавшими. Они внимательно ощупывали их раны на брюшке, иногда пуская в ход свои острые челюсти, одному раненому отсекли почти все брюшко, и он стоял, слегка покачиваясь, нелепый, большеголовый. Зачем была предпринята эта операция, непонятно. Муравей-древоточец в противоположность многим другим муравьям, не поедает трупы представителей своего вида, а своей семьи — и подавно. Может быть, от пострадавшего пахло резиновой покрышкой колеса мотоцикла?
Небольшой древоточец тащил в челюстях свернувшегося в комочек муравья. Нашелся все-таки, видимо, совсем непонятливый или не желающий переселяться. Я схватил обоих, носильщика и его ношу, чтобы внимательно рассмотреть в лупу. Оказавшись вновь на земле, носильщик сперва стал старательно искать ношу, а потом принялся с размаху ударять широко раскрытыми челюстями о землю. Это был хорошо мне знакомый сигнал «Чужой запах», или «Чужой». Возле сигналящего быстро собралась кучка крупноголовых солдат, они тоже начали размахивать челюстями и долго не могли успокоиться.
Постепенно дорога опустевала, самка добралась до ее края. Здесь ей предстояло преодолеть крутой подъем, и она долго не решалась. Сколько вокруг нее появилось сопроводителей, как они размахивали и трясли головами! Особенно ожесточенно трясли головы те, которые находились впереди ее: муравьи явно торопили свою царицу. Ведь она затягивала все переселение, и те, кто уже перешел в новое жилище, мчались обратно навстречу ей. И так много раз.
А сумерки сгущались, становилось прохладнее, сказывалось приближение осени. Один из муравьев, совсем небольшой, не выдержал, схватил самку за челюсти, потянул, но не как все, а по-особенному, так, что самка сложилась чемоданчиком и позволила себя нести. Ноша была очень тяжелой, не под силу тщедушному носильщику, вскоре он устал, раскрыл челюсти, оставил самку. В течение десятка секунд самка оставалась совсем одна без свиты. Никто ее не трогал усиками, не стучал по телу, не размахивал над нею головой. Отсутствие внимания ее обескуражило. Она внезапно повернулась и решительно поползла обратно. Лучше добраться до далекого, но знакомого жилища, чем идти в неизвестность. Но ее ошибку быстро исправили.
