Юрий Куранов - Избранное
Александра Владимировна смешала клавиши и стала поодиночке выстукивать их издали, желая выяснить, что внутри каждой заключено.
— Тогда мне было лет почти столько же, сколько вам теперь. И это было в Киеве. Мы с мужем пришли на какой-то прием в какой-то военный клуб. Вы знаете, сколько там было военных? У меня даже зарябило в глазах. Ведь я была совсем молода. И после каких-то длинных разговоров начались танцы. — Александра Владимировна размеренно заиграла вальс. — Сверху сияли люстры, а вокруг — ордена. Вы знаете, Олег, это были какие-то чудовищные богатыри. В каждого из них можно было сразу влюбиться. А ваш отец подошел и пригласил меня на вальс. Вы знаете, Олег, вы можете гордиться своим отцом. Он танцевал, как шляхтич. И, если бы я не была замужней женщиной, я бы его обязательно поцеловала. Кстати, а куда вы едете к нему?
Александра Владимировна обернулась и перестала играть.
Олег сказал.
— Суворовское училище! — Александра Владимировна важно подняла брови. — Вам, милый мой, везет. Их только в этом году учредили. Вы знаете, кем вы будете? Вы будете блестящим офицером. И вам позавидует даже ваш отец. А ну-ка встаньте. Руки по швам!
Олег улыбнулся и встал — руки по швам.
— Не так уж плохо, — сказала Александра Владимировна серьезно. — Только не надо сутулиться. И запомните мой совет: когда вы станете офицером, лучше не женитесь. Вам будет жить гораздо легче.
— Александра Владимировна, дайте мне книги, а то я забуду!
— Одну минуточку. — Александра Владимировна легко поднялась и прошла к высокому шкафу с двумя створками. Она подала книги.
— Александра Владимировна, — Олег немного смутился, — а где теперь ваш муж? Где он воюет?
— Он, милый Олег, свое уже отвоевал. Он был очень смелый и решительный человек. Он погиб в Испании.
Александра Владимировна села за пианино. Она некоторое время о чем-то вспоминала, потом обернулась.
— Прежде, чем вы уйдете, — предупредила она, — я вам подарю импровизацию «Воспоминание о весне». Только с условием: когда придет весна, вы должны вспомнить об этой музыке.
Она заиграла беспечно и стремительно, все ниже и ниже наклоняя голову, и заговорила, как бы обращаясь в большой зал:
— Вот видите, Олег, и самое страшное позади. Теперь легко на сердце, и будет становиться все легче. Скоро все будут счастливы. Я тоже скоро поеду на Украину, где цветут вишни и вечерами избы вишневые от низкого солнца. Полмесяца назад освободили Харьков. Я бывала в Харькове. Это огромный, чудесный и немного страшный город. Теперь он, верно, весь разбит. Но скоро он опять станет большим и прекрасным. А потом возьмут Киев, Одессу, Львов… Какие это города! А потом мы где-нибудь случайно встретимся на улице одного из этих городов, и я уже буду старушка. Но вы меня узнаете и скажете: «А помните, как вы в Сибири в голубятне играли про весну?» Я засмеюсь, и окажется, что это не Львов, а Ленинград. Тем лучше.
Она замолчала, но продолжала играть.
За окном опять пронеслись ласточки.
Игра далеко разносилась по селу. На той стороне площади люди шли и оглядывались.
И тут вдали площади Олег увидел небольшую толпу людей, которые шли, на музыку не оглядываясь, а куда-то торопились. Одеты они были в длинные фуфайки, головы женщин обмотаны платками. Люди тащили на себе узлы. И даже дети что-то несли в руках. Люди настороженно посматривали по сторонам. «Цыгане», — подумал Олег, и сердце его стало биться медленно, как захлестнутое.
— Мне надо идти, — сказал Олег Александре Владимировне.
Александра Владимировна оборвала игру и встала.
— Ну ладно, Олег. Спасибо вам. И мне спасибо. Друг друга мы порадовали, а теперь за дела. В самом деле, передавайте отцу привет и скажите, что я его вспомнила.
— Наверное, и вам уж скоро будет можно ехать в Ленинград, — сказал Олег.
— Я думаю, что скоро. Я думаю, что это время не за горами. Будьте счастливы и будьте умницей. А отцу передайте привет: мужчине всегда приятно, если его вспомнила женщина.
Олег попрощался и пошел улицей, куда свернули цыгане. Так он вышел за село и увидел их вдалеке, на проселке. Проселок вел к роще. Облака пошли ниже и сплошнее. А роща раскачивалась там за полем от ветра. Люди шагали среди этого пустынного ветра уже неторопливо. Вскоре цыгане скрылись в роще. А роща продолжала раскачиваться, делая вид, что тоже собирается в дорогу.
Олег в рощу вошел и остановился. По роще здесь и там сердито стояли зеленые мухоморы. Было похоже, что они вылиты из процвелой воды, а на шляпы их сел мелкий снег. Мухоморы не скрывали, что ждут первых морозов, чтобы обледенеть и засверкать.
Олег свернул с дороги, пошел кустами, сквозь мелкий березняк. Неожиданно он вышел на поляну и увидел цыган. Они сидели на земле, сложив узлы в кучу. Они смотрели в землю, о чем-то думали. А двое пожилых мужчин разводили костер. Один из них подсовывал под маленькую кучку валежника спичку, и огонек метался там, хотел вырваться и убежать.
Олег замер. Эти двое почувствовали чужого, подняли головы. Нет, это были не те цыгане. Это были другие.
И, ни слова не говоря, Олег повернулся и зашагал из рощи в деревню.
Он вошел в избу и увидел, что Енька и Мария сидят за столом. Он увидел на столе вареную картошку и тушеную капусту в чашках. А из чашек идет пар. Он увидел кусок хлеба. И еще на столе — бутылка водки.
— Садись, Олег, мы ждем тебя, — сказал Енька.
— Чего это? — сказал Олег, глядя в сторону.
— Садись, гуленый телепень, — сказала Мария.
Она принесла из кухни три стакана и стала разливать водку.
— А я тоже хотел вина купить с отъездом, да забылся, — сказал Олег.
— Чего это с тобой? Лица нет, — сказала Мария.
— Так, ничего, — сказал Олег.
— Ну, выпьем за отъезд, — сказала Мария, поднимая стакан.
Олег выпил.
— Ну, за тебя, Олег. Отъезжай да приезжай потом. Ждать будем. Отца вези. Счастливо тебе, — сказала Мария, покачивая в стакане водку.
— Это видно будет, — сказал Олег.
— А где ты был? Лица на тебе нет. От отца что-нибудь нехорошее? — сказала Мария.
— На цыган я напал, — сказал Олег.
— Ну и что? — сказала Мария строго и поставила стакан на стол.
— Ничего. Сидят в роще.
— Не тронули? — спросил Енька.
— Нет. Не тронули. Где им…
— А Бедняга вон объяснял, — сказал Енька, выпив и заедая капустой, — от самого Урала идут они. Тянут все, воруют, людей ловят. Бедняга сказывал…
— Стерва он, твой Бедняга, — сказала Мария. — Язык ему отрубить, сухой скотине. — И выпила.
— Да я чего, я ведь только дома говорю, — отвернулся Енька.
