Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой
Я подъехал к насмерть перепуганным Джонатану и Крису.
— Эй, Харрис, — радостно окликнул я. — Хорошо повеселились?
— Повеселились? — прохрипел Джонатан. — Я думал, нам пришел конец. Это была самая страшная минута в моей жизни.
— Брось пороть ерунду, — беспечно отозвался я. — Подумаешь, каких-то несколько быков.
— Несколько? — взорвался Джонатан. — Их были сотни! Они могли нас убить.
— Не понимаю, что ты нервничаешь, — притворился я. — Все произошло так, как ты сказал.
— Что я сказал? — нахмурив брови, подозрительно спросил Джонатан.
— Ты сказал, что это проще, чем с бревна упасть, — мягко промолвил я. — Так оно и вышло.
Харрис смерил меня таким взглядом, что у меня кровь застыла в жилах; так смотрел только знаменитый, ныне покойный Борис Карлофф*.
Известный американский киноактер, сыгравший роль Франкенштейна в одноименном фильме по роману Мэри Шелли.
ФИЛЬМ ТРЕТИЙ
Как бы ни было порой жарко в Камарге, каким разнообразием ни поражал бы нас растительный и животный мир болот — все это не шло ни в какое сравнение с буйством тропической природы, с неисчерпаемым богатством флоры и фауны которой мы собирались познакомить наших телезрителей. Северная и южная части Американского континента сужены посередине, точно песочные часы, Панамским перешейком. По этой узкой полоске земли тропические леса попадают из Бразилии в Эквадор, Гондурас и Мексику и, по мере продвижения к северу, в более умеренные зоны США, постепенно исчезают.
Панама — фантастическая страна, страна-сказка, о какой только может мечтать натуралист. В один и тот же день можно с утра побывать в настоящем многоярусном тропическом лесу, а к вечеру попасть на живописный, полный разнообразной жизни остров кораллового рифа. Именно поэтому мы и выбрали Панаму — проклятый бюджет не позволял нам блуждать по свету в поисках лучшего места, а здесь, в этой крошечной стране, лес и море были у нас прямо под рукой. В фильме мы хотели также сравнить эти две, кажущиеся очень разными экосистемы; ведь если принять кораллы и водоросли за деревья, а рыб, раков и других морских созданий за птиц, зверей и рептилий, то вы с удивлением обнаружите, что в жизни кораллового рифа и тропического леса очень много общего.
У Панамы, на наш взгляд, было еще одно неоспоримое преимущество: со времени открытия канала и последовавшего за этим неизбежного затопления части суши возник остров под названием Барро-Колорадо, на котором вот уже многие годы находится тропическая научно-исследовательская станция Смитсоновского института. Другая станция института, но уже по исследованию коралловых рифов, расположена на островах Сан-Блас, лежащих вдоль побережья Карибского моря, в часе лета от столицы Панамы. Стоит группе ученых обосноваться в каком-нибудь месте, можете быть уверены — от их внимания не ускользнет ни один листик, ни одна букашка; столь всеобъемлющее знание предмета, учитывая ограниченность нашего съемочного времени, принесло нам неоценимую пользу.
Прилетев в Панаму, Ли и я долго не могли приспособиться ко времени, так как по пути из Европы через Атлантику в Нью-Йорк, а потом в Панаму мы пересекли несколько часовых поясов. Но никакая усталость не могла погасить радости новой встречи со щедрой тропической природой. Видеть серьезных, одетых в черное, точь-в-точь как владельцы похоронного бюро, скворцов, важно шествующих по недостроенному многоэтажному дому напротив окон нашей спальни, и порхающих в саду отеля колибри и бабочек, величиной с ладонь, вдыхать влажный, ароматный, горячий воздух, напоминающий запах свежеиспеченного сливового пирога, и знать, что ты снова находишься в этом райском уголке Земли, называемом тропиками, — поистине ни с чем не сравнимое наслаждение.
На следующий день, после того как мы немного отдохнули, состоялась деловая встреча с Паулой и Аластером. Должен заметить, что Аластер отличался довольно своеобразной манерой общения с себе подобными; даже я, считавший свои способности в этой области практически безграничными, на сей раз зашел в тупик и был вынужден привлечь Паулу в качестве переводчицы. То, что говорил Аластер, не поддавалось никакому описанию. Он мимоходом бросал полфразы, а еще хуже — две полфразы, никак не связанные между собой, а вы вынуждены были сами дополнять их недостающими словами, чтобы получился хоть какой-то смысл. Все это напоминало попытки разгадать кроссворд из «Таймс» без помощи ключевых слов. На сей раз, одарив нас лучезарной улыбкой, он произнес:
— Пришли в себя? Ну и отлично. Думаю… вы понимаете… вначале Сан-Блас. Рифы похожи… нет, пожалуй, больше похожи на… леса, рыбы просто птицы без крыльев. А вы как думаете? Острова… красиво… поэтому никто не… знает, когда мы туда доберемся. Потом известно, что, ну, Барро-Колорадо, да?
Я сделал большой глоток. К счастью, я уже давно знал Аластера, еще со времени работы на Маврикии, и время несколько сгладило ужасающие подробности нашей первой встречи. Я обратил на Паулу безмолвный просительный взгляд.
— Аластер хотел сказать вот что, милый, — мягко сказала она. — Фильм о коралловом рифе, учитывая предстоящие подводные съемки, делать гораздо сложнее, чем фильм о тропическом лесе, поэтому он предлагает начать с островов Сан-Блас. Согласны?
— Конечно, — ответил я, — нам все равно.
— Вот и чудесно. Тогда отправляемся завтра. Возражений нет?
— Нет, — сказала Ли и тут же допустила тактическую ошибку, попытавшись извлечь дополнительную информацию из нашего режиссера. — А как выглядят эти острова?
— Покрыты… понимаете… такими красивыми штуками, пальмами, вот… гм! многие из них индейцы, правительство не может справиться… женщины… золото в носу, ну и так далее. Рифы огромные, — сказал Аластер, возбужденно размахивая руками. — Вам понравится… уверяет… Конрад.
— А нет ли у вас путеводителя? — с надеждой спросила Ли у Паулы. В качестве гида Аластер вряд ли мог оказаться полезным, хотя энтузиазма у него было хоть отбавляй. Мне часто приходило в голову, доведись марсианам попасть на Землю и встретить первого представителя человеческой расы в лице добрейшего, великодушного, но в высшей степени невразумительного Аластера, они могли бы считать, что им повезло.
Ранним утром следующего дня мы собрались на маленьком аэродроме на краю города. Нашим оператором был назначен Роже Морид, статный красавец-француз, чей голос и внешность напоминали покойного Мориса Шевалье. Он оказался мастером рассказывать анекдоты и большим любителем прекрасного пола.
После того как мы втиснули наше разнокалиберное оборудование в небольшой двенадцатиместный самолет и заняли свои места, в салон вошли несколько коренастых, кофейно-коричневых, монголоидного вида, нарядно одетых индейцев. На мужчинах были рубашки, брюки и шляпы с мягкими полями, а на женщинах — яркие разноцветные юбки, платки и блузки, оживленные выпуклой двусторонней аппликацией. У одной пожилой индианки спереди на блузке сидел огромный, огненного цвета тукан, у другой — две громадные красные рыбины обменивались радостными улыбками на фоне ультрамаринового моря; на груди третьей дамы можно было видеть полную драматизма сцену из рыбачьей жизни, где несколько маленьких черных человечков в каноэ тщетно пытались поймать удочкой косяк рыбы размером с кашалота. У всех без исключения индианок, напоминавших своими красочными нарядами разноцветных, ярких попугаев, в качестве дополнительного украшения в носы были вдеты золотые, размером с обручальные, кольца, а на щеки нанесен солидный слой цикламеново-розовых румян. Это были аборигены островов Сан-Блас, выглядевшие, на мой взгляд, просто бесподобно.
