Василий Алферов - Утро года
Как рассказывали старики, ульи с пчелами много лет назад были вывезены с пасеки, но за рощицей укрепилось название Барский пчельник.
Никто бы, может быть, никогда и не узнал, что в этой рощице осталось несколько семей пчел, если бы не пастух дед Трофим. Однажды он удивил все село: принес из рощи два больших конных ведра, до краев наполненных душистым липовым медом. Старик случайно напал на дикую семью пчел, гнездившуюся в огромном дупле старого вяза.
— Вот это медок! — хвалился он. — Всю жизнь прожил, а такого не доводилось пробовать.
— Да как же это ты, Трофим Данилыч, напал на мед-то? — спрашивали любопытные.
— Эдак, — уклончиво отвечал старик. — В лесу, милочки мои, все есть, только не каждому дается…
— А пчелы тебя не покусали?
— Зачем кусать? Они меня знают. Я лесной бирюк, — шутил дед Трофим.
Так и повелось: кто бывал в Барском пчельнике, тот считал необходимым побродить по лесу и поискать, не попадется ли где-нибудь дупло с медом. Некоторые безнадежно махали руками и говорили:
— Шут с ним и с медом-то! Это деду Трофиму сподручно, а нам некогда.
Обычно мы с Яшкой везде ходили вдвоем, но на этот раз с нами увязался Петька Марьин. Пока я в сенях искал ведерко, Яшка рассказал Петьке о нашей затее. Петьке тоже захотелось пойти с нами в Барский пчельник. Когда я вышел на улицу, он, уминая за обе щеки пирог, спросил:
— Вась, я пойду с вами?
Яшка взглянул на меня, потом перевел взгляд на Петьку. Я понял: Яшке хотелось, чтобы мы взяли Петьку с собой.
— Ну что ж, втроем лучше будет, — ответил я.
Петька подпрыгнул от радости, рассыпал начинку из пирога.
— Только чтоб нам по пирогу, — показал Яшка на себя и на меня и, облизнув губы, спросил: — А с чем пирожки-то?
— С печенкой да с легкой, — ответил Петька.
— Принесешь?
— Принесу, — пообещал Петька.
— Ну тогда беги скорее, да смотри, чтоб мать не увидела, а то не пустит.
Мне не очень хотелось брать с собой Петьку, но я не желал обидеть Яшку. Петька был плохим товарищем: ябеда, плакса, недотрога. Чуть что — бежит жаловаться матери или отцу и ревет во весь голос. А мать у него скандальная. Ее все боялись. Петькин отец, Алеша Воронок, прозванный так за то, что был черный, как ворон, — человек тихий, но имел свои недостатки: часто пил запоем. Воронок мало работал в поле, занимался больше барышничеством: менял лошадей, резал скот, а мясо возил продавать в город.
Не успели мы с Яшкой дойти до Табунова амбара, как Петька уже догнал нас. Запыхавшись, он передал Яшке пирог и громко шмыгнул носом. Яшка удивленно спросил:
— Почему только один?
— Да… у нас у самих мало… Я боялся, как бы мать не узнала, — путаясь, ответил Петька.
— Ну ладно, — сказал я, — пойдемте.
Яшка поделился со мной пирогом, и мы отправились в путь. Шли быстро. За околицей Петька неуверенно проговорил:
— Не знай найдем меду, не знай нет… Как бы не заплутаться…
— Не заплутаемся, — сказал я. — А меду не найдем — веников наломаем.
— Каких, Вась? Чилижных? — спросил Яшка, забегая вперед.
— Маленько чилижных, маленько березовых.
— У нас веники есть, — самодовольно заметил Петька. — Хмелю бы нарвать.
— Хмелю? — переспросил я Петьку. — А мешок взял?
— Нет.
— За хмелем с мешками ходят. Другой раз пойдем — мешки захватим. Нам тоже хмелю надо.
— А за калиной сходим, когда поспеет? — спросил Яшка и, не дождавшись ответа, продолжал: — Хорошо бы ее на зиму запасти.
— И за калиной сходим, — пообещал я.
— Тогда надо примечать, где она больше растет.
— Приметим.
Петька прогнусавил:
— Я не пойду за калиной, она больно горькая. У нас изюм есть.
Палило солнце, дул легкий ветерок. Мы шли по ровной пыльной дороге и без умолку тараторили. Разговор облегчал наш путь, и мы незаметно прошли старую, покосившуюся часовню с полинявшей деревянной иконой. Эта часовня стояла на перекрестке двух дорог — как раз на полпути от села до Барского пчельника.
Ближе к роще Яшка мечтательно проговорил:
— Найти бы нам такое дупло, в котором много-много меду!
— А сколько бы ты хотел? — поинтересовался я.
— Вот таких три ведерка, — не задумываясь, ответил Яшка, показывая на мой рыбацкий котелок, который я нес в руках.
— Ну и много! На троих это совсем пустяки.
— Как — на троих? — недоумевающе спросил Яшка. — Петька с нами только так просто идет. Искать мед мы вдвоем будем, а он не умеет.
— Нет, умею! — крикнул Петька. — Искать все трое будем. Сколько найдем — поровну разделим.
— Это правильно, — сказал я. — Только уговор: что мы с Яшкой будем делать, то и ты делай. Нужно на дерево залезать — залезай, и я полезу, и Яшка. А будешь лениться, доли тебе не дадим.
Дорога пошла под уклон. И мы разом побежали под гору, обгоняя друг друга. А на подъеме пошли тихим шагом. Яшка снова возвратился к своей мысли.
— А если мы и вправду много найдем меду, — говорил он, — то, пожалуй, и не унесем?
— Я сбегаю за лошадью, — сказал Петька.
Вид у него был такой, как будто мед уже найден и дело оставалось только за подводой. Яшка взглянул на свою рубашку:
— Мы с мамой не будем весь мед есть, оставим маленько, а остальной продадим. У меня рубахи нет новой и шапки.
— А мы себе весь оставим, — похвалился Петька.
— Нечего заранее загадывать, — сказал я. — Когда найдем, тогда видно будет.
Скоро мы дошли и до Барского пчельника. Шесть верст остались позади. От радости запели шуточную частушку:
Из-за леса, из-за гор
Выезжал дядя Егор,
Он на сивой на телеге,
На березовом коне.
Мы уже много часов ходили по лесу. Побывали на дне самого глубокого оврага, отдохнули там, попили родниковой воды. Каждое дупло осмотрели, взбирались на деревья, ощупывали их со всех сторон. Много приметили кудрявых кустов доспевающей калины, много видели вьющегося, остро пахнущего хмеля, но дикого улья с медом нам так и не попадалось. Петька первый высказал недовольство нашей затеей:
— Все равно меду не найдем. Идемте домой, а то скоро вечер будет.
Яшка насмешливо спросил:
— Что, испугался?
— Ничуть не испугался, а так — идти пора.
Решили дойти до поляны, около которой стояло много высоких старых деревьев, а если там ничего не будет, наломать веников и отправиться домой.
Шли по отдельности, неподалеку друг от друга. Немного не дойдя до поляны, Петька крикнул:
— Сюда, скорее сюда!
С затаенным дыханием мы бросились к нему.
