Николай Толстой - Охота на Кавказе
6. Охота за козами и оленями
В том же году пришлось мне случайно видеть охоту, на коз, очень для меня памятную. Это было в отряде… Мы шли из-за Кал-Юрта к Казакачам, по левую сторону Сунжи. Вышли мы довольно рано. Туман только что подымался. Я обратил внимание на группу черных точек направо от отряда.
— Ведь это неприятель? — спросил я у солдат.
— Кажется, неприятель, — отвечали мне.
Я стал смотреть на эту мнимую партию. Голова нашего отряда уже поравнялась с ней, а она не шевелились.
— Да это кладбище, — сказали солдаты, что и действительно было так.
— А вот это так не кладбище, — говорил один из офицеров, ехавших подле орудий, показывая влево, где также виднелась какая-то черная масса, но уже движущаяся.
Она все более и более приближалась к авангарду, от которого отделилось несколько человек конных, поскакавших по направлению партии.
— Сейчас начнется потеха! — сказал я.
И действительно, раздалось несколько ружейных выстрелов. Партия направилась мимо отряда к нам. Вдруг крик: «козы! козы!» и мы увидели, что приняли издали за партию неприятелей огромный табун диких коз. Не только мне, но даже старым охотникам, как они говорили, не случалось
видеть такого огромного табуна: коз было, по крайней мере, тысячи полторы.
Все верховые понеслись навстречу неприятелю этого нового рода. Бедные животные почти не могли бежать; острые копыта пробивали череп, который резал им ноги. Их стреляли, рубили шашками, загоняли в самый отряд, так что даже пехотинцы закололи несколько коз штыками. Я вскочил в самую средину большого косяка. Ружья у меня не было, а о шашке я совсем забыл. Козы стали кругом моей лошади. Наконец, косяк разбили на две партии, из которых одна побежала прямо на отряд и была встречена чуть не батальонным огнем. Но только одна коза осталась на месте, другие рассыпались по степи, несколько коз бросились на отряд и проскочили между повозками и людьми. Скачка и стрельба продолжались во все время перехода, так что когда мы подошли к Казакачам, то почти все казаки, милиционеры и офицеры вели своих лошадей в поводу: многие из лошадей были ранены, почти все перерезали себе ноги. Казалось, будто отряд вышел из жаркого кавалерийского дела. Зато на каждой повозке, на орудиях и тороках у казаков, — везде виднелись убитые козы.
Под конец перехода, жалея лошадь, я ехал шагом около отряда и любовался на эту импровизированную охоту. Я подметил несколько превосходных выстрелов и лихих ударов. Недалеко от меня, кто-то с одного удара шашки разрубил козу пополам, ударив ее по пояснице, так что обе половинки держались, после удара, только на одной брюшной коже. Зато сколько было и неудачных ударов! Многие, вместо козы, попадали по лошади; другие, на всем скаку, опрокидывались с лошадью. Однако ж все кончилось благополучно: никого из людей не ранили, никто не ушибся опасно, что легко могло случиться в этой сумятице. Хорошо еще, что не пришлось встретиться с какой-нибудь неприятельской партией: многие в отряде, увлекшись погоней за козами, ускакали даже за несколько верст и неоднократно совершенно скрывались из виду, так что чеченцам легко было овладеть ими, и мы хватились бы этих господ разве только в Казакачах, куда и пришли вечером.
Зимой коз редко находят в степи: обыкновенно, на это время они уходят в лес. И если мы застали такой огромный их табун на левой, то есть степной стороне Сунжи, то это по причине больших снегов, выпавших в декабре месяце в Чечне и заставивших коз перекочевать из лесов, в степь. Доказательством этому служило то, что все убитые нами в этот день козы принадлежали к породе лесных.
На Кавказе водятся две породы коз: степная и лесная. Первая гораздо больше и сильнее. Летом шерсть на них несравненно темнее, почти бурая, зимой — такая же серая, как на лесной. Она преимущественно держится на плоскости в степях, камышах и бурьянах, или попадается в лесу, но не в большом, а в отъемных островах, которые примыкают к степи, или к опушке. В горах степных коз совсем нет. Лесная коза, напротив, водится в горах и в больших лесах. Она меньше, слабее, зато гораздо быстрее степной. С гончими ее трудно выгнать на опушку; а если застанешь ее в поле, она бежит к лесу. Напротив, степная коза в лесу под гончими долго не держится, а идет в опушку; если ж застанут ее в поле, она, надеясь на свою силу, идет вдаль. Поэтому с конной облавой можно охотиться только за степными козами, и лучшее время для этого — лето. Во-первых, потому, что осенью и зимой козы держатся, обыкновенно, или около опушки лесов, или в больших, так называемых теплых, привольных местах; а весной, когда козы котны или с детьми, они также предпочитают крепкие места и только летом ложатся в степных бурьянах. Во-вторых, в жар, коза лежит очень крепко и не может бежать долго, потому что скоро утомляется. Оттого облавой ходят за козами обыкновенно в самый жар, около полудня.
Однажды, приехав в гости к одному знакомому мне кабардинцу (в Большой Кабарде), князю Адыку Наврузову, я участвовал в такой охоте. Князь, зная, что я большой охотник, хотел угостить меня ею; но был июнь месяц — самая глухая пора для охоты: птица линяет, следовательно с ястребом и соколом ездить нельзя, — с борзыми тоже, потому что жарко. Оставалось одно — охотиться за козами. Вот мы и отправились. До места охоты было верст десять; поэтому мы выехали часу в девятом и ехали большим шагом. Вправо от нас виднелся Боксан, окаймленный зеленым кустарником. Изредка, где-нибудь на изгибе, показывались его быстрые воды, которые, словно радуясь, что вырвались из крутых берегов и густой тени нависшего над ними кустарника, весело блестели на солнце. Влево тянулись волнообразные холмы, покрытые желтой, выгоревшей травой. Кое-где на них лепился кустарник или высовывалась причудливая скала. За этими холмами медленно ползли серые облака, то спираясь и клубясь, как в котле, в каком-нибудь ущелье, то змейками расползаясь по вершинам холмов. Из-за облаков торчали зубцы снежных гор.
Вдруг, на вершине одного из холмов, показалось стадо оленей. Правильные контуры красивых животных резко отделялись на синем небе. Их было штук восемь, нас же, охотников, человек двенадцать. Мы тотчас же разделились на две партий. Князь, с большим числом охотников, бросился обскакивать холм, а я, с тремя человеками остался на месте. Соскочив с лошадей, мы засели в кустарник, у подошвы горы. Один охотник остался при лошадях. Князь, со своими охотниками, давно уже скрылся в ущелье. Мы не спускали глаз с оленей, которые спокойно паслись по гребню горы. Так прошло, может быть, полчаса. Я плохо верил в успех охоты и пытался заговорить с моим товарищем; но тот всякий раз сердито качал головой… Вдруг он указал мне на оленей: сперва встрепенулся один из них, а потом и все бросились по направлению к нашему кустарнику. За ними скакал кто-то. «Это князь», — шепнул мне товарищ. Между тем, один за другим, стали появляться охотники; из-за гребня раздалось несколько выстрелов. Олени вытянулись в нитку и все приближались к нам довольно тихо, так что некоторые из всадников уже равнялись с ними, заскакивая их справа. Вообще, олени, особенно рогачи, плохо скачут под гору. Передние охотники все более и более приближались к ним; мы уже слышали их крики. Наконец, один из охотников выстрелил. Олени сбились в кучу и, через несколько минут, были от нас шагах в пятидесяти. Мы сделали залп; но, кажется никто не попал, потому что олени снова вытянулись в нитку и преспокойно пронеслись мимо нас. Сзади всех скакал огромный рогач. Опустив голову, вытянув шею и высунув язык, он шел очень тихо, с каждым шагом как будто падая на перед. Когда олень поравнялся с нами, мой татарин, который один только и удержал заряд, выстрелил. Олень точно оживился. В один скачок догнал он табун, только что перескочивший через перелесок, и понесся по поляне все шибче и шибче.
