Святослав Сахарнов - Бухта командора
— У меня неважные уши.
— Тут всего метров десять, — сказал Матевосян.
Повиснув в зеленоватой, наполненной солнечными пылинками воде, я, задрав голову, рассматривал темный силуэт катера. Он парил надо мной, как дирижабль, поблескивал винт, подрагивала, свисая с борта, узкая металлическая лесенка.
Когда боль в ушах утихла, попросил опустить пониже и очутился на дне. Всхолмленным полем лежала мелкая серая галька, туманилась сумеречная зеленоватая даль.
С трудом отталкиваясь ногами, я сделал шаг, второй…
— Куда влево забрал? — раздался в наушниках жесткий дребезжащий голос.
Я повернул вправо. Из зеленоватой полутьмы выплыл светящийся, голубой от падающего на него света якорный канат, тут же оранжевый от ржавчины якорь, одна лапа в гальке, вторая торчит вверх…
Я обошел вокруг него.
— Ну вот, — сказал дребезжащий голос. — Запутал шланг. Как теперь тебя поднимать? Стой!
Я остановился.
— В обратную, в обратную иди. От якоря отлепись. Якорный канат и мой воздушный шланг дважды перекрещивались.
— Опять путаешь! — сказал телефон. — Стой уж… Или с якорем его вытянем?
— Не надо с якорем, — ответил кто-то.
— Тогда жди!
Надо мной появилось темное пятно. Оно увеличивалось. Стали видны ноги, зеленая рубаха, блеснул шлем.
Водолаз сел на дно, повернулся, подошел, приблизил лицо. Через стекла на меня смотрели глаза Матевосяна.
— Он говорит, чтобы вы не шевелились! — произнес голос в моих наушниках.
Матевосян осторожно взял в руки мой шланг, затем медленно, толчками стал подниматься. Его подтаскивали, а он, перебирая руками, отделял шланг от каната.
Водолаз уменьшился, превратился в неясное пятно и исчез.
— Все в порядке! — передали сверху…
Когда бот шел назад, к острову, Матевосян сказал:
— Спрашивал я рыбаков. Погиб где-то здесь пароход. Только давно, слух есть, а никто ничего не помнит. Поискать придется…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Остров Шикотан и некоторые обстоятельства еще одной аварии
В конце недели неожиданно прилетел Василий Степанович. Он привез письмо.
— Написал! — удивленно и обрадованно говорил Аркадий. — Узнал адрес и написал. Вот человек!
Письмо было от Белова.
Маленький инспектор сообщал, что он задерживается на Шикотане, где расследование аварии идет очень медленно. Затем он писал, что ему удалось узнать новые обстоятельства, связанные с судьбой «Минина» и «Аяна». Дело в том, что один из этих двух пароходов, находившихся с 1922 года на камнях Два Брата, был снят в 1927 году и переведен на остров Шикотан. Остатки его, как утверждают рыбаки, лежат у берега и их можно осмотреть. Этим объясняется указание лоции на остатки всего одного парохода близ Двух Братьев…
— Так, так, так… Надо срочно ехать к нему! — сказал Аркадий. — А вдруг это и есть «Минин», а? Как отсюда добраться до Шикотана?
— Через Кунашир, — ответил Василий Степанович, — рейсовым катером «Орлец».
Следующим утром «Орлец» уже принял нас на борт.
Был штиль, неправдоподобный штиль со стеклянной водой и синими островами на горизонте. За кормой таял в белой дымке вулкан Менделеева, двуглавый Тятя угадывался с левого борта, справа в белесом небе висели розовые облака.
Мы сидели на носу «Орлеца» и молчали.
Шикотан возник слабым рисунком на голубом стекле, плоским и длинным, коричневым и зеленым.
В Мало-Курильске на причале нас встретил Белов. Усевшись на ящик из-под сайры, маленький инспектор достал из портфеля лист чистой бумаги и начал рисовать остров. Он вытянул его наискосок с северо-востока на юго-запад и нанес с океанской стороны в верхнем углу аккуратную звездочку. Около нее он написал: «Мыс Край Света», пониже — там, где берег делал изгиб, — понаставил в воде крестиков и нарисовал упавшую мачту. У нее было несколько перекладинок.
— Так обозначают затонувшие суда, — объяснил я Аркадию.
Потом Белов вытащил из портфеля пачку потрепанных машинописных листков, и мы с Аркадием принялись их читать.
Вот что узнали мы из немногословных донесений тридцатилетней давности.
«…Пароходы, затонувшие у Изменного, решили обследовать японцы, у которых в двадцатые годы широкое развитие получили легководолазные работы.
Один из пароходов оказался в хорошем состоянии: его днище было пробито только в одном месте, в районе мидель-шпангоута, судно лежало на боку, доступ к пробоине открыт. Водолазы работали около года, они наложили на пробоину пластырь, а изнутри залили ее цементом. После этого из парохода откачали воду. Работа была закончена осенью, пароход всплыл. Его потащили на Шикотан в ближайшую бухту.
Двум буксирам, которые вели судно, оставалось только обогнуть мыс Край Света, как неожиданно погода испортилась. Подул резкий юго-восточный ветер, буксиры попытались отвести пароход в море, но это им не удалось: прижимной ветер развернул пустую, высоко поднятую над водой коробку, уперся в борт, как в парус, и погнал судно на камни.
Когда на следующий год судно обследовали, стало ясно — вторично снимать с камней его нет смысла, днище и борт разрушены.
В отлив обломки парохода значительно выступают из воды». —
Так заканчивалось описание.
Белов забрал у нас смятые листки, аккуратно сложил и, сколов скрепками, сунул обратно в портфель.
— Ну что же, — сказал Аркадий. — Прекрасно. Если это и верно «Минин» и он возвышается над водой, то лучшего нельзя желать.
В день, который предшествовал нашей поездке на Край Света, я стал свидетелем того, как работает Белов.
Инспектор сидел в углу дощатого барака, на массивной табуретке за таким же, рубленным из тяжелых корабельных досок, столом и терпеливо выслушивал здоровяка в синей капитанской куртке, аккуратно записывая каждую его фразу.
— Восстановим еще раз последовательность ваших действий. Начните с момента отхода.
— Вышел я из бухты. Иду.
— Каким курсом?
Капитан вздохнул:
— Триста десять.
Белов взял со стола из стопки один журнал, полистав его, подтвердил:
— «Заная»… Триста десять… — И внес запись в опросный лист.
— Десятый раз спрашиваете, — сказал капитан.
— Триста десять… — протянул Белов. — Дальше?
— Тут он.
— Кто он?
— «Тис».
— Где вы находились в момент обнаружения?
— На мостике, где же.
— На мостике…
— Туман. Помощник доложил: «Судно!»
— Время.
