Юрий Янковский - Полвека охоты на тигров
Вдоль сетки, на всех холмах и перевалах, было построено шесть сторожевых блокгаузов. Вдоль всей линии был проведен телефон, непосредственно соединенный с моей квартирой в именьи. Кроме того, четыре сторожевых домика высились на главных высотах среди парка и, таким образом, каждый выстрел, произведенный в любой долине, всегда мог быть кем-то услышан. Скрываться же тому хищнику, который уже под покровом ночи или тумана (а туманы в Приморье длятся иногда неделями) проскользнул внутрь парка незамеченным, было легко, благодаря густой чащи летом, особенно в высоких полутропических папоротниках и травах. На помощь приходили и расселины скал.
Все же барсы и медведи забирались в заповедник редко и каждый такой случай был подлинным событием, ибо сейчас же устраивались охоты, а если позволяли условия, то и облавы с неизменным успехом. Облавы делались обыкновенно в тех случаях, когда в парке обнаружилось присутствие браконьера.
Лето 1920 года было неблагоприятным в отношении урожая лесных фруктов и орехов, как для Приморья, так и для соседней Маньчжурии, и все обитатели тайги в таких случаях, руководимые инстинктом, шли в поисках корма в соседние леса, часто собираясь крупными стадами. Так как я думаю, что не все читатели с этим знакомы, я позволю себе несколько отклониться от темы моего рассказа.
У старожилов Сибири и Приморья, а также и у охотников, есть специальное выражение — ходовой зверь. Так как это выражение в моих рассказах будет часто повторяться, то я его несколько разъясню.
Периодами, в различное время года, известные породы диких зверей и животных собираются огромными стадами и начинают передвигаться из района своего постоянного местопребывания в соседние. Иногда это передвижение бывает стихийным и животные передвигаются на многие сотни верст. Часто они идут в одном направлении малыми табунами, причем общее число переселяющихся зверей и животных достигает многих тысяч голов. Причины такого переселения бывают разные, иногда малообъяснимые, но по большей части они вызваны поисками более обильных кормов. За травоядными тянутся и хищники, и вот, если охотник учтет это обстоятельство, то успех ему всегда обеспечен.
В описываемую осень 1920 гола ходовой медведь шел из Маньчжурии в огромном количестве и, начиная с конца лета, в наш парк забралось несколько «мишек» (обыкновенно барс или медведь не могут перепрыгнуть десятифутовую туго натянутую сетку и по столбам взбираются до ее верха, а затем тем же способом спускаются внутрь ограды). Однако, так как медведю трудно поймать шустрого оленя, а на желуди урожай был плохой, они, пробродив день-другой по парку, уходили восвояси.
В начале октября, когда листья опали и есть в лесу было нечего, один из таких «гостей» под вечер перелез в парк и отправился на разведку. Его заметил один из моих сторожей — Митюков, но выстрелить не успел, так как медведь быстро скрылся в чаще парка. Митюков сообщил о «визитере» мне по телефону. Надо сказать, что Митюков занимал у меня место старшего сторожа не потому, что отличался особой храбростью или лихостью (что непременно требовалось от сторожа при таком деле), но был нам очень предан и служил у нас 33 года, пользуясь полным моим доверием. Он попал к нам с острова Сахалина, где отбывал воинскую повинность, предпочитая жить в лесу и в именье приходил только для того, чтобы запастись продовольствием или помыться в бане. Часто я брал его с собой на охоту. Я подробно остановился на нем потому, что он не раз будет фигурировать в моих повествованиях.
Медведь перешел ограду в Семивершинной пади, через Барсовый распадок, что по прямому пути через горы от усадьбы было верстах в четырех. Время было под вечер, когда мы поседлали лошадей и тронулись через горы. Со мной поехали две мои дочери, мои постоянные спутницы, когда охота продолжалась всего день-два. Старшей, Ивушке, было 13 лет, а Виктория была на год ее моложе. У обоих были прекрасные лошади: у Ивушки — Мальчик с пальчик, полукровный араб, у Виктории — пони, Сорока. Обе лошади были резвы и прекрасно выезжены, и дочери на них неоднократно выигрывали призы на детских скачках, устраиваемых на владивостокском ипподроме. На охоте храбрые «амазонки» не раз мне оказывали большие услуги, когда я бывало, завидев зверя, быстро соскакивал с лошади, бросив ее на их попечение, и уходил, успев только шепнуть, чтобы они меня ждали, а если в срок не вернусь, то искали там-то. Часто, прозябшие и промокшие, или искусанные москитами, но всегда восторженные и с чувством выполненного долга, они находили меня лишь к вечеру. Они бывали ободранными, исцарапанными, голодными, но никогда ни на что не жаловались.
Перевалив горы по крутой тропинке, мы доехали до караульного домика, где и встретили дожидавшегося нас Митюкова. Пройдя к ограде, на влажной земле мы действительно обнаружили свежий след медведя и царапины на столбе, по которому он спустился, перемахнув через ограду. Солнце уже закатывалось, и, хотя для охоты времени оставалось мало, все же мы, оставив лошадей, побродили до темноты, так и не добившись никаких успехов — видимо, медведь забрался в самую чащу леса. Уже совсем ночью мы вернулись домой, поручив Митюкову рано утром наблюдать за оградой и просмотреть вдоль ее следы, чтобы убедиться, не ушел ли «мишка» ночью восвояси.
Утром мы встали на заре. Погода за ночь испортилась, моросил осенний дождь, и было очень холодно, Охота наша казалась сорванной. Справившись по телефону, я получил ответ, что ничего нового нет, но только мы успели напиться чаю, как раздался телефонный звонок. Запыхавшийся Митюков сообщал, что медведь вновь подходил к сетке и пробовал ее перелезть, но, почуяв приближение сторожа, убежал в парк. Выстрелить в зверя за дальностью расстояния Митюков не успел. Дождь усиливался, сопровождаясь сильным ветром. Становилось заметно холоднее, но я все же решил поехать, оставив огорченных дочерей дома, так как не мог подвергать их риску промокнуть и простудиться. Ко мне присоединилось трое любителей из числа служащих именья.
Ехать пришлось в плаще, что страшно связывало особенно при быстрых движениях. Не успели мы подняться до середины горы, как дождь перешел в густой снег, валивший крупными хлопьями. Впереди почти ничего не было видно, но, несмотря на погоду, я решил все же продолжать охоту.
Проездив часа два, мы добрались, наконец, до домика Митюкова, где просидели с час, убедившись, что снег зарядил надолго и переждать нам его не удастся. Поэтому мы решили прибегнуть к последнему средству — рассыпаться цепью по лесу и так горами ехать к дому, в надежде, что кто-нибудь случайно наткнется на «мишку». Снегу к тому времени уже выпало с полфута.
