Гржимек Бернгард - Мы жили среди бауле
Карабкаясь и перепрыгивая с камня на камень, мы добираемся почти до самой середины реки и, к своей великой радости, убеждаемся, что именно отсюда, с высоты, как с обзорной площадки, открывается чудесный вид на всю эту прародину бегемотов. Что касается нашего огромного бегемота-самца по кличке Тони, живущего во Франкфуртском зоопарке и рождённого в неволе, то тот и не подозревает, в какой сказочной красоте обитают здесь его братья! Зато, правда, у Тони тоже есть свои преимущества: он может всплыть, когда только ему вздумается, и дремать на воде, не опасаясь получить пулю в голову!
Стоя на своей импровизированной «смотровой площадке», мы обнаружили совсем рядом, среди скал, спокойный бочажок, глубиной не более двух метров, сообщавшийся с рекой совсем мелкой и узкой протокой. Отсюда, сверху, бочажок хорошо просматривается до самого дна: крокодилов в нём нет, значит, — ура! — в нём можно искупаться. Мы поскорее сбрасываем свои одёжки, но, пока мы возимся, африканцы нас уже давно опередили: они стоят голышом в воде и старательно моются мылом сверху донизу. Когда я разделся, то обнаружил, что на моих трусах полно запёкшейся крови, а на левой ягодице зияет изрядная дырка… Вот, оказывается, в чём дело, почему мне всё время было так больно! Я вспомнил, что, когда три дня назад ехал в кабине местного грузовика, почувствовал, как меня что-то сильно укололо. Осмотрев рваное сидение машины, я обнаружил торчащую из него сломанную пружину. Она-то в меня и впилась. Но я никак не ожидал, что она пробуравила меня настолько глубоко и нанесла такое серьёзное ранение!
Но к чёрту ранения, я бросаюсь в воду, Михаэль — за мной, и мы наслаждаемся желанной прохладой, возимся, как дети, в воде, толкаем и топим друг друга и африканцев, а они нас. Удовольствие для всех огромное! К сожалению, приятное ощущение от купания остаётся очень ненадолго: стоит только натянуть на себя одежду, как снова весь вспотеваешь. И при этом, несмотря на жару, невозможно просохнуть — влажность воздуха очень высока.
В то время как мы одеваемся, раздаётся выстрел. Он гулко разносится по всей реке. За ним второй и третий. Мы бежим вдоль берега. Оказывается, один из африканцев выстрелил в огромного самца-бегемота и попал ему в затылок. Тот от неожиданности вынырнул на полкорпуса из воды и тут же получил ещё две пули в голову. После этого он затонул и исчез из виду. Какая жалость — погиб такой чудесный, огромный зверь! Теперь он будет лежать на дне, пока трупные газы не вздуют тушу и она не всплывёт на поверхность.
Один из африканцев остаётся дежурить около этого места, чтобы затем подтащить тушу к берегу. Однако ничего из этого не получилось. Как мне позже стало известно, мёртвого бегемота течением снесло куда-то вниз по реке, и найти его так и не удалось. Значит, бессмысленное убийство! Но что тут скажешь? Не будешь же ругаться — в конце концов мы ведь здесь только гости. А ведь в Дакаре вам с гордостью покажут закон, по которому бегемоты во всех французских владениях Западной Африки подлежат строгой охране и отстрел их категорически запрещён.
Жаль только, что в стране никто об этом ничего не знает…
Мы решили несколько изменить свои планы и не возвращаться сегодня ночевать в деревню, как было договорено. Дело в том, что проводник сообщил нам, что в другом рукаве этой же реки наверняка удастся увидеть ещё больше бегемотов, а если повезёт, то и понаблюдать за ними на суше. Поэтому-то мы и решили не возвращаться, а переночевать прямо здесь, под открытым небом. Мы отошли подальше от берега, в степь, чтобы нас ночью не загрызли комары, которых здесь, у реки, великое множество. И не только комаров, но и мух цеце, переносчиков сонной болезни.
У нас нет с собой оружия, зато двое из африканцев вооружены — у них имеются государственные охотничьи лицензии, во всяком случае они так утверждают, а я и не старался особенно вникать в подобные вопросы. Короче, один из них убежал в расположенный неподалёку лесочек, откуда вскоре раздалось два выстрела, и охотник вернулся, гордо неся перед собой двух птиц-носорогов.
Мы устраиваем привал под куртиной низкорослых деревьев,
прямо посреди степи. Уже шесть часов вечера, и скоро стемнеет. Наши спутники разводят костёр, ощипывают и потрошат птиц. Поскольку у нас нет с собой котелка, то жарится нечто похожее на шашлык: сердце, печень, голова, желудок, — и просто куски мяса нанизывают на длинные тонкие деревянные щепки и держат над огнём. Нам, как гостям, стараются отдать самые вкусные кусочки, но съедается буквально всё: из черепной коробки старательно выскребается мозг, обгладываются жёсткие ноги — ничто не пропадает даром! Потом мы все заворачиваемся в свои домотканые негритянские одеяла и ложимся прямо на голую землю. Через четверть часа уже совершенно темно.
Из соседнего леска непрестанно доносится один и тот же протяжный и громкий крик: «Аю-у, аю-у!»
— Кто это? — спрашиваю я у нашего проводника.
— А это аю, — отвечает он мне, — просто аю. Зверёк такой.
Из последующего его описания я заключаю, что это скорее всего потто, маленькая полуобезьяна. Проводник поведал мне заодно, почему этот зверёк так кричит. Вот его рассказ:
«Бежал зверёк однажды вечером по лесу и повстречал голодного леопарда, который тут же, разумеется, решил им закусить. Маленький неповоротливый потто стал умолять не губить его: у него дома большая семья, детки голодные, не откажет же добрый, великодушный леопард ему в такой пустяковой просьбе — повидаться с ними напоследок, проститься перед смертью… Он говорил так красноречиво и убедительно, так душераздирающе и слёзно умолял, что голодный леопард наконец сжалился — сердце не камень — и разрешил ему напоследок сбегать домой. Но с одним условием: к ночи потто должен добровольно вернуться и вызвать леопарда условным криком. Что он и сделал. И делает до сих пор. А хитрость заключалась вот в чём: у подножия полого древесного ствола потто тихонько прокричал «аю-у!» и пополз по дуплу вверх. И чем выше ом забирался, тем громче он кричал, а добравшись до самой верхушки дерева, он завопил уже во всю мочь так, что крик его огласил весь лес: «Аю-у, аю-у, аю-у!» Ведь там, наверху, его никакой леопард не достанет…»
Потом мне ещё не раз, во время моего путешествия по Западной Африке, приходилось не только слышать, но и видеть это животное. Научное его название Perodicticus potto, подвид потто Ботсмана. Чаще всего потто днём спят, повисая на ветке, уцепившись за неё всеми четырьмя ногами (или руками — если хотите); при этом висят они неподвижно за счёт судорожного оцепенения сухожилий, без какого-либо участия мышц. Но хотя их и называют полуобезьянами, похожи они скорее на плюшевых мишек, только с длинным цепким хвостом.
