Павел Мариковский - Неожиданные встречи
Все это произошло настолько быстро и так внезапно, что я не успел схватить фоторужье, а когда помчался с ним к кустику, зверек скрылся.
— Кто это, кто? — неслись вслед недоуменные возгласы.
Зверек же сидел в норке, и в темноте поблескивали его глазки. Я присел на колени, защелкал языком. Зверька заинтересовал незнакомый звук, он смело высунул наружу голову и уставился на меня черными немигающими глазами. Мое легкое движение слегка испугало его, но любопытство снова взяло верх, и он опять выглянул из норки. Но вдруг раздался стук закрывающихся дверей машины: все мои неразумные спутники повалили ко мне, и зверек решил скрыться в свое подземное жилище, на этот раз окончательно.
Это был хорек-перевязка, интересный обитатель пустыни. Он очень редок. За все свои многочисленные путешествия по пустыням Средней Азии я встретил его только четвертый раз. Первый раз он переплывал большой арык, и на него, мокрого и жалкого, напала моя собака — спаниель Дезька. Но он, смелый и дерзкий, стал на нее наскакивать и отбился. Собака опешила от безрассудной ярости маленького противника. Второй раз встреча произошла в пустыне Кызылкум.
В безводной местности мы подъехали к колодцу, а когда я заглянул в него, то из глубины его, не менее пятидесяти метров, раздался резкий и пронзительный крик. Долго я всматривался в темноту, пока глаза не отвыкли от яркого света пустыни, и только тогда разглядел на дне хорька-перевязку.
Колодец был совершенно сухим. Несчастный зверек, страдая от жажды, попал в него, видимо, давно. Он питался лягушками, ящерицами и жуками-чернотелками, которые так же, как и он сам, по несчастью, свалившись, оказались в заточении. Остатки трапезы хорька валялись на дне колодца. Все это удалось разглядеть при помощи солнечного лучика, направленного в колодец зеркалом. К сожалению, мы ничем не могли помочь несчастному пленнику. Чтобы добраться до него, надо было иметь длинную и крепкую веревку, а у нас ее не оказалось.
Сейчас мне очень хотелось посмотреть на хорька-перевязку. Но сколько я ни щелкал языком, ни кричал на разные лады, подражая зверям и птицам пустыни, зверек больше не показывался. Это было его постоянное жилище. Возвращаясь с охоты, он немного запоздал и теперь, усталый, наверное, завалился спать, и до людей ему не было никакого дела.
Третья встреча произошла недавно. В стороне от бивака внезапно громко залаяла наша неугомонная собака. Охваченная азартом охотничьей страсти и не встречая никакого сочувствия со стороны хозяина, она всегда сама предпринимала тщательные обследования вокруг наших стоянок в поисках встречи с разными животными. Вот и сейчас кого-то нашла. Надо пойти смотреть. Фокстерьер с яростью раскапывал нору, совал в нее морду, обезумев от злости, хватал зубами землю. Из норы раздавались резкие и отрывистые крики. Там сидел хорек-перевязка.
Отважное создание, улучив момент, с громким воплем бросалось на собаку, делая ложные выпады и успевая вовремя нырнуть обратно в темноту подземелья. Я с удовольствием поглядел на полосатую мордочку зверька с горящими глазами-угольками. Разъяренный фокстерьер, несмотря на мои суровые увещевания, не прекращал атаки на хозяина норки и основательно поцарапал меня лапами, пока я его, сопротивляющегося, нес на руках к биваку. Другого способа прекратить затеянную им баталию не было.
ПРОХОР
В кабине грузовой машины, подъехавшей к дому, я застал молодого водителя и рядом с ним важно восседавшего кота.
— Прохор, — пояснил водитель, отреагировав на мой недоуменный возглас. — Он всегда со мною ездит в экспедиции.
Я пригляделся к коту. Он был крупного сложения, обычной темной с полосами окраски, ярко-белой манишкой на груди и белыми кончиками лап.
Предстояла небольшая трехдневная поездка в пустыню. Собаки — спутники поездок — обычное явление, но кот! Как он поведет себя в поле? Увлечется кем-нибудь, уйдет и потом изволь тратить время на его поиски. Кошки привязаны к дому, к месту своего жительства, по характеру «сами по себе», как остроумно заметил про это домашнее животное Р. Киплинг. Так раздумывал я, поглядывая на нашего четвероногого спутника.
Как только машина тронулась, Прохор невозмутимо уселся на панели возле лобового стекла, внимательно поглядывая желтыми глазами на суматошное движение автомобилей большого и шумного города… Дорога была длинная, около ста километров, и Прохор, когда ему надоедало, важно прогуливался по кабине, забирался на колени своего хозяина.
К вечеру мы подъехали к песчаному берегу Капчагайского водохранилища, Капчагайского моря, как называли это несуразное творение. Здесь в одном месте находился отлогий песчаный берег — дикий пляж. Возле него стояла только одна легковая машина. Едва мы остановились, как Прохор тотчас же спрыгнул на землю и отправился бродить по берегу, потом последовал за мною, точно собака, не отставая ни на шаг, но вскоре куда-то скрылся.
Двое парней из легковушки, угоревшие от солнца и красные, как вареные раки, неожиданно стали метаться с криками возле своей машины, размахивая палками, и я, предполагая неладное, поспешил к ним. И не ошибся: возле их машины оказалась змея, и перепуганные поклонники воды и солнца азартно набросились на нее, одновременно соблюдая почтительную дистанцию между существом, столь сильно поразившим их внимание. Появление страшного обитателя пустыни показалось опасным, поэтому возбуждение нападавших возрастало. Я же увидел очень мирную и неядовитую змею — песчаного удавчика. Он безуспешно пытался спасти свою жизнь, то свивал кольцами тело, пряча под него голову, то зарывался в песок, прибегая к этому столь привычному для удавчиков приему самозащиты. Но, увлеченные нападением на столь страшное пресмыкающееся, двое молодых мужчин, проявляя, как им казалось, геройство, не позволяли змее скрыться, стараясь отбросить ее палками как можно подальше от машины, стремились лишить ее жизни. У одного из нападавших уже сверкал в руках большой кухонный нож, и я не сомневался, что если бы он был такой же длины, как палка, казнь этого нарушителя мирного покоя давно бы совершилась. С величайшим недоумением и подозрительностью полуголые краснокожие дикари уставились на меня, когда я взял удавчика в руки. Их негодование к маленькому и беззащитному существу еще не погасло, и руки их чесались от желания совершить расправу с тем, кто покусился на их покой.
После бурной встречи, устроенной людьми, удавчик некоторое время пытался сопротивляться пленению, но вскоре успокоился, затих, то ли поверив в мои благие намерения, то ли решив, что попытка спасти себя уже бесполезна и наступила пора молча и безропотно покориться предначертанной судьбе.
