Джеральд Даррелл - Мама на выданье
— Бренди для всех,— шепнул я ему,— да побольше.
Когда в дрожащих руках у каждой дамы появились бокалы, где слез было столько же, сколько бренди, я обратился к ним.
— Леди,— начал я, чувствуя себя, точно Рональд Рейган, вознамерившийся посягнуть на одну из ролей в трагедиях Шекспира,— прошу внимания.
Послушно, словно дети, они обратили ко мне лица с размазанным по щекам зеленым и синим гримом и слипающимися от слез веками.
— Наш любимый капитан ушел из жизни,— продолжал я.— Это был милейший, добрый человек, нам будет страшно его не хватать. А сейчас попрошу вас поднять бокалы и выпить, поминая этого чудесного человека, однако в то же время попрошу вас запомнить три вещи. Во-первых, капитану отнюдь не хотелось бы, чтобы мы страдали, ибо он делал все, чтобы мы были счастливы.
Миссис Мидоусвит громко всхлипнула, но остальные леди зашикали на нее, чему я был только рад.
— Во-вторых, я внимательно наблюдал за ним и могу заверить вас, что он умер, не испытывая никаких мук. Не такой ли смерти мы пожелали бы своим самым дорогим и близким, да и самим себе, когда пробьет этот час?
Я услышал утвердительные возгласы.
— В-третьих, когда все вы отправились на берег, я позавтракал вместе с капитаном, и в разговоре со мной он признался, что благодаря вашему присутствию на борту его последнее плавание явилось для него особенно отрадным и памятным. Более того, он подчеркнул, что затруднился бы ответить, спроси я его, какая из дам пришлась ему больше по душе.
Послышался шепот, выражающий удовлетворение и гордость.
— Итак, выпьем за нашего друга капитана, которого мы никогда не забудем.
— Никогда! — дружно подхватили дамы.
Мы выпили, и я подал бармену знак, чтобы налил еще по одной. Наконец дамы под сильным хмельком, но уже не так истерично настроенные, разбрелись по своим каютам. Я собирался последовать их примеру, когда рядом со мной вдруг возник старпом. Вот уж кого мне сейчас отнюдь не хотелось видеть... Утешая дам, я сам с трудом удерживался от проявления своей скорби.
— Я сделал, как вы сказали, сэр,— сообщил старпом.
— Хорошо,— сухо отозвался я.— Хотя мне не понятно, зачем вы мне докладываете об этом. Теперь вы капитан, черт возьми.
— Да, сэр, и его вдова пожелала, чтобы он был похоронен в своем родном городе.
— Ну и? Доставьте его туда.
— Да, сэр.— Он помолчал, глядя на меня все такими же ничего не выражающими глазами, потом добавил: — Я весьма сожалею о случившемся. Капитан был мне очень симпатичен.
— Мне тоже,— устало произнес я.— Это был милейший, добрый, славный человек, такие теперь не менее редки, чем единорог.
— Чем кто, сэр?
— Неважно. Я пошел спать. Спокойной ночи.
К утру дамы более или менее пришли в себя. Кто-то всхлипывал, кто-то вытирал слезинки, но, превознося многочисленные достоинства капитана, о нем говорили уже в прошедшем времени.
Пароход покрывал милю за милей в голубых пустынных водах (пустынных, если не считать резвящихся, точно школьники после уроков, дельфинов, которые то и дело затевали танцы вокруг нашего судна), и с каждым днем тановилось все жарче. Миссис Мидоусвит и миссис Фарзингэйл обгорели на солнце, уснув в своих шезлонгах, у миссис Мэлрепоуз прихватило сердце, пришлось отнести ее в темную каюту и обложить холодными компрессами, в остальном же ничего особенного не происходило. Выросший под небом Греции, я чувствовал себя великолепно, купаясь в солнечных лучах и приобретая загар, способный вызвать зависть у друзей. Однако в конце концов палящий зной и меня загнал в прохладную сумеречную каюту, куда ко мне вскоре наведался бывший старший помощник.
— Извините, что беспокою вас, сэр,— сказал он,— но у меня проблемы с капитаном.
Его слова ошеломили и озадачили меня, ибо я уже привык думать о нём как о капитане.
— Вы хотите сказать — у вас проблемы с вашим бывшим капитаном?
— Да, сэр.— Он неловко переступил с ноги на ногу, потом выпалил: — Он становится неприятным.
Что он такое несет?
— Как это понимать — неприятным? — спросил я.— Он ведь мертв.
Бывший старпом оглянулся по сторонам, как бы удостоверяясь, что нас никто не подслушивает.
— Он начинает... как бы это сказать... в общем, он начинает пахнуть,— сообщил бывший старпом приглушенным голосом, как будто произнес богохульство.
— Вы хотите сказать, что в такую жару по-прежнему держите тело в каюте! — с ужасом осведомился я.
— Да, сэр, вы сами сказали, чтобы мы отнесли его туда,— укоризненно ответил он.
— Но помилуйте, в такую жару это ведь нелепо. Почему не перенесли его в морозильную камеру?
Он озадаченно уставился на меня:
— Вы хотите сказать — вместе с продуктами?
— При чем тут продукты — там достаточно много места, уж наверно можно найти для него свободный уголок?
— Пойду проверю,— сказал бывший старпом и удалился.
Вскоре он опять пришел:
— Я нашел место, сэр, в кладовой для мяса. Поместил его туда.
— Хорошо,— отозвался я, мысленно представив себе жуткую картину: наш милейший капитан лежит на полу под качающимися окороками.— Только, ради Бога, чтобы дамы об этом не знали ни в коем случае, понятно?
— Да, сэр,— отчеканил он.— Не узнают.
Наше плавание продолжалось, и если не считать нескольких дней плохой погоды (пустячок, всего лишь умеренная зыбь, которая вынудила дам отсиживаться в каютах, поливаясь одеколоном), все шло вполне гладко. Дамы приободрились и даже стали привыкать к новому капитану, хвалили его и второго помощника за отменные салаты, разноцветное мороженое и превосходные отбивные. Что бы они сказали, спрашивал я себя, если бы узнали, что их кумир покоится в морозной тьме рядом с потребляемыми ими продуктами?.. Страшно было подумать, какой катастрофой это могло бы обернуться.
Наступил наш последний вечер в море, завтра — конец путешествию. Дамы полным ходом укладывали свои вещи — трудоемкий процесс, сопровождаемый взволнованными возгласами. Хлопали двери кают, стучали каблучки. «Люсинда, ты нашла зеленое платье, которое я тебе одалживала?», «Мэйбл, ты не могла бы зайти посидеть на моем чемодане? Почему-то эти чемоданы всегда откусывают больше, чем могут прожевать!», «Эдна, дорогая, поверь мне, если ты уложишь эту бутылку на самое дно чемодана, от тебя, когда мы спустимся на берег, будет нести спиртным хуже, чем от отступника общества «Анонимных алкоголиков»!».
Я направился в бар, чтобы пропустить стаканчик перед обедом. Там было почти пусто, только бывший старпом сидел у стойки, потягивая бренди. Глянув на стоящую перед ним бутылку, я убедился, что он не терял времени зря.
